Добавить в моё избранное
30 мин, 0 сек 8499
Из всех троих он же был наиболее безрассуден и жесток. Лучше управлялся с кинжалами, нежели с мечами, хотя и в последних был мастер. Был вообще странной личностью, себе на уме, даже Урфиус иногда не мог понять его.
Безмолвно они двигались по лесу. Разговор не вязался не только из-за необходимости сохранять тишину, чтобы никто в селении не заподозрил об их приближении, но и оттого, что каждый из них, кроме, может быть, Грациануса, (но и то не поручусь наверняка) был втайне смущен тем, что им предстояло содеять. Им приходилось часто убивать — и в честном бою, и, что греха таить — исподтишка, но спалить в ночи заживо целую деревню вместе с их бывшим старым военным приятелем — такого, пожалуй, еще не было. Но если и были в их душах сомнения, никто не выказывал этого вслух.
— Ну что, начнем? — со вздохом сказал сэр Роберт, когда они достигли границ селения. Спешившись, они привязали коней к деревьям. Морды у тех были замотаны так, чтобы животные могли свободно дышать, но не могли громко ржать.
Первым делом они направились к тому дому, где остановился сэр Генри.
… По какому-то наитию он все же успел проснуться в тот момент, когда они переступали порог, шестое чувство с запозданием предупредило об опасности. Обнаженный, он все же успел подхватить меч, лежащий рядом, и вступил с людьми, закутанными во все темное, в отчаянную неравную схватку.
Генри владел мечом не хуже, а скорее даже лучше, чем каждый из «рыцарей Урфиуса» в отдельности, но сейчас они осадили его трое разом. Из соседней спальни выбежал было проснувшийся крестьянин, дальний родственник Генри, хозяин дома, но сэр Нэвилл ударом меча почти разорвал его пополам, и тот молча упал, фонтанируя кровью. Бой происходил в свирепой тишине. Нападающие молчали по понятным причинам, а Генри разумно полагал, что крики все одно не помогут и предпочитал не отвлекаться. Он сосредоточился на своем мече, столь часто выручавшем его в трудную минуту. Отбив первые атаки, хоть и с большим трудом, Генри перешел в нападение, и после нескольких выпадов таки-ранил одного из нападавших в бок. Тот закричал, скорее от злости, чем от боли.
Грацианус, ты? — забывая обо всем от удивления, воскликнул Генри, и тут же клинок сэра Нэвилла вошел ему под ребро, неглубоко, но очень чувствительно.
Да, черт возьми, это я! — ответил Грацианус, отбрасывая тряпки с лица. — Будь ты проклят, ублюдок, ты меня ранил! — в его голосе смешивались злость и удивление. Резким движением он швырнул спрятанный кинжал, и тот располосовал Генри правое бедро.
Но почему? — бледнея, раненый, теснимый с трех сторон, спросил Генри, из последних сил отбивая удары. — Почему?
Вместо ответа меч сэра Роберта вонзился ему в грудь, и Генри в беспамятстве рухнул. «Кончено!» — торжествующе воскликнул Нэвилл и замахнулся, чтобы прикончить Генри. Но его остановил Грацианус, который с криком: «Он мой!» поволок бесчувственное тело в другую часть комнаты, где стояла печь. Там он заметил на полу длинную веревку, канат, который обмахнул несколько раз вокруг железного крюка, вбитого в стену на высоте нескольких метров, затем, образовав петлю, просунул туда шею Генри.
Может не стоит? — сказал сэр Роберт. — Вспомни, мы обещали ему быструю смерть. Просто прикончи его.
Но он меня ранил! — возмущенно закричал Грацианус. — Он МЕНЯ ранил!
Да пусть делает что хочет, — махнув рукой, скороговоркой проговорил сэр Нэвилл. — Он-все-равно-уже-мертв. Давай-ка лучше займемся делом, пока все не проснулись.
Сэр Роберт только покачал головой (он знал, как тяжело, практически невозможно отвратить сэра Грациануса, если что-то взбрело ему в голову), пробормотал то ли «Черт возьми», то ли «Покойся с миром» (не исключено, что и то, и другое), и они вдвоем вышли на улицу.
Грацианус же предался своей «потехе». Впихнув тело Генри в петлю, потянул изо всех сил за другой конец, и тогда тело повисло, забившись в предсмертных конвульсиях (ведь Генри был еще жив, хотя и был тяжело ранен, будучи без сознания), ноги судорожно задергались, не доставая всего пару сантиметров до пола, и он обмотал веревку вокруг сруба печи, зафиксировав положение тела. Вдоволь налюбовавшись, пока движения окончательно не затихли, сэр Грацианус хмыкнул и сказал обиженным тоном ребенка, у которого отняли любимую игрушку:
Прости, Генри. Я не хотел этого, я ничего против тебя не имею, и просто бы убил тебя и все, клянусь, но ты меня ранил! Ты же понимаешь, я не могу этого так оставить. Ну, дружище, спи спокойно.
Приподнявшись на цыпочках он по-свойски дернул умершего за высунутый в последней муке язык. Затем, засмеявшись, шагнул к двери, но внезапно остановился, прислушался.
Еще не все птички покинули гнезда, — пробормотал он, — еще не все свечки сгорели в погребе…
Он шагнул к другой двери, что вела вовнутрь. Там было еще одна спальня. Все было тихо и чинно.
Безмолвно они двигались по лесу. Разговор не вязался не только из-за необходимости сохранять тишину, чтобы никто в селении не заподозрил об их приближении, но и оттого, что каждый из них, кроме, может быть, Грациануса, (но и то не поручусь наверняка) был втайне смущен тем, что им предстояло содеять. Им приходилось часто убивать — и в честном бою, и, что греха таить — исподтишка, но спалить в ночи заживо целую деревню вместе с их бывшим старым военным приятелем — такого, пожалуй, еще не было. Но если и были в их душах сомнения, никто не выказывал этого вслух.
— Ну что, начнем? — со вздохом сказал сэр Роберт, когда они достигли границ селения. Спешившись, они привязали коней к деревьям. Морды у тех были замотаны так, чтобы животные могли свободно дышать, но не могли громко ржать.
Первым делом они направились к тому дому, где остановился сэр Генри.
… По какому-то наитию он все же успел проснуться в тот момент, когда они переступали порог, шестое чувство с запозданием предупредило об опасности. Обнаженный, он все же успел подхватить меч, лежащий рядом, и вступил с людьми, закутанными во все темное, в отчаянную неравную схватку.
Генри владел мечом не хуже, а скорее даже лучше, чем каждый из «рыцарей Урфиуса» в отдельности, но сейчас они осадили его трое разом. Из соседней спальни выбежал было проснувшийся крестьянин, дальний родственник Генри, хозяин дома, но сэр Нэвилл ударом меча почти разорвал его пополам, и тот молча упал, фонтанируя кровью. Бой происходил в свирепой тишине. Нападающие молчали по понятным причинам, а Генри разумно полагал, что крики все одно не помогут и предпочитал не отвлекаться. Он сосредоточился на своем мече, столь часто выручавшем его в трудную минуту. Отбив первые атаки, хоть и с большим трудом, Генри перешел в нападение, и после нескольких выпадов таки-ранил одного из нападавших в бок. Тот закричал, скорее от злости, чем от боли.
Грацианус, ты? — забывая обо всем от удивления, воскликнул Генри, и тут же клинок сэра Нэвилла вошел ему под ребро, неглубоко, но очень чувствительно.
Да, черт возьми, это я! — ответил Грацианус, отбрасывая тряпки с лица. — Будь ты проклят, ублюдок, ты меня ранил! — в его голосе смешивались злость и удивление. Резким движением он швырнул спрятанный кинжал, и тот располосовал Генри правое бедро.
Но почему? — бледнея, раненый, теснимый с трех сторон, спросил Генри, из последних сил отбивая удары. — Почему?
Вместо ответа меч сэра Роберта вонзился ему в грудь, и Генри в беспамятстве рухнул. «Кончено!» — торжествующе воскликнул Нэвилл и замахнулся, чтобы прикончить Генри. Но его остановил Грацианус, который с криком: «Он мой!» поволок бесчувственное тело в другую часть комнаты, где стояла печь. Там он заметил на полу длинную веревку, канат, который обмахнул несколько раз вокруг железного крюка, вбитого в стену на высоте нескольких метров, затем, образовав петлю, просунул туда шею Генри.
Может не стоит? — сказал сэр Роберт. — Вспомни, мы обещали ему быструю смерть. Просто прикончи его.
Но он меня ранил! — возмущенно закричал Грацианус. — Он МЕНЯ ранил!
Да пусть делает что хочет, — махнув рукой, скороговоркой проговорил сэр Нэвилл. — Он-все-равно-уже-мертв. Давай-ка лучше займемся делом, пока все не проснулись.
Сэр Роберт только покачал головой (он знал, как тяжело, практически невозможно отвратить сэра Грациануса, если что-то взбрело ему в голову), пробормотал то ли «Черт возьми», то ли «Покойся с миром» (не исключено, что и то, и другое), и они вдвоем вышли на улицу.
Грацианус же предался своей «потехе». Впихнув тело Генри в петлю, потянул изо всех сил за другой конец, и тогда тело повисло, забившись в предсмертных конвульсиях (ведь Генри был еще жив, хотя и был тяжело ранен, будучи без сознания), ноги судорожно задергались, не доставая всего пару сантиметров до пола, и он обмотал веревку вокруг сруба печи, зафиксировав положение тела. Вдоволь налюбовавшись, пока движения окончательно не затихли, сэр Грацианус хмыкнул и сказал обиженным тоном ребенка, у которого отняли любимую игрушку:
Прости, Генри. Я не хотел этого, я ничего против тебя не имею, и просто бы убил тебя и все, клянусь, но ты меня ранил! Ты же понимаешь, я не могу этого так оставить. Ну, дружище, спи спокойно.
Приподнявшись на цыпочках он по-свойски дернул умершего за высунутый в последней муке язык. Затем, засмеявшись, шагнул к двери, но внезапно остановился, прислушался.
Еще не все птички покинули гнезда, — пробормотал он, — еще не все свечки сгорели в погребе…
Он шагнул к другой двери, что вела вовнутрь. Там было еще одна спальня. Все было тихо и чинно.
Страница
4 из 8
4 из 8
