Князь

Глава 2. Мускатный орех.

Наконец стемнело. Я сел и закурил: всё равно проводники уже благополучно и в полной сохранности пребывают за пазухой томного развратника Морфея. За сахарной коркой стекла бушует, замечаю, настоящий звездопад. Похмелье, уже минут двадцать как, объявило организованное и стратегически продуманное отступление. Однако ж, рушащийся на голову планеты ураган небесных светил ощущение вызывает крайне угнетающее. И тот факт, что, пожалев о давешней потере очков, я мгновенно обнаруживаю их в наголенном кармане штанов (конечно же! самое подходящее для них место!) лишь примешивает ко всей этой мистике толику космического ужаса.

В желудке уже давно проснулся и медленно проследовал до сердца до болезненной влюблённости знакомый комок тревоги. Ещё глоток, и бутылка, лязгая о мои зубы, оповещает, что атмосфера внутри неё неукоснительно разрежается, стремясь к вакууму. Прискорбно было бы, если б не пакет с пивом, затаившийся в страхе на верхней полке.

Со злорадной ухмылкой медленно, с оттягом возвышаю свой лик над сиим сокровищем и, схватив за горло сопротивляющийся на подсознательном уровне баллон, тяну свою жертву в пучины нижнего яруса. Свинтив несчастному шею, располагаюсь напротив Ксюши и, отвлёкшись от безумия за окном, начинаю поедать её взглядом. От сего непотребства девочка, что в общем-то ожидаемо, просыпается и неловким жестом перемещается ко мне, норовя пристроиться поближе. Вздыхаю тяжко, закуриваю, свободной рукой обнимаю это чудо природы — чудо кладёт свой подбородок мне на плечо. Зачарованно смотрит в провал окна, затем на смущённого меня: в глазах плывут искры.

Пью пиво, игнорирую: «Забей ты на эти звёзды, мелкая… Знаешь, как это тоскливо, когда желания исполняются?» Распрямляется. Удобнее обхватываю то, что в классической литературе пафосно именуется девичьим станом. Стан жадно присасывается к бутылке. Неволей вспоминаю погибшую от избытка воды в организме женщину. Бр-р…

«Так, Егорка» — Боже, ежи еси на небеси, призываю тебя во свидетели: достали они со своим «Егоркой» — «сейчас курю и спать. А что будем делать решим завтра.»

Поражённый гениальностью плана, изрекаю порцию очень умных словосочетаний: «Девушка, на случай, если Вам не рассказывала мама, курение угнетает базовые функции серого вещества головного мозга, а пребывание в объятиях незнакомого молодого человека во время звездопада может привести к непредсказуемым и, скорее всего, малоприятным результатам и, того и гляди, последствиям.»

— Нет у меня мамы. И не было. Вот.

Так. Язык мой — супостатище…

Всё, хорошего понемногу (ага, как же, как же). Баллон после поцелуя на ночь возвращается на верхнюю полку к своим непочатым соседям (географическим и по несчастью), девушка приводится в горизонтально положение, пара берцев и кеды дислоцируются подальше от сенсоров обоняния. Моё бренное тело застывающей лавой обтекает хрупкую конструкцию девочки Ксюши, мысли лелея сугубо-платонические, естественно.

Ярко-синяя комета рассекает по диагонали стекло; одновременно чувствую, что меня пытаются весьма-таки однозначно поцеловать. «Ну уж, нет!» — думаю — «нажелали тут совместно на свои головы, нимфоманы, прости господи!»

Прижимаю создание к себе, лишая свободы действий в трёхмерном пространстве.

Спать! Причём быстро.

… и только перестук колёс…

Глава 3. Транквилизатор.

Утро добрым быть даже не собиралось начинать казаться. Грива расчёсываться не желала, мешки под глазами обосновались, видимо, прочно и надолго, шрамы налились багрянцем. Отражение в зеркале в ужасе взирало на меня и, видимо, желало убежать в глубь ртутного пространства.

Занимательно, но Ксюша почему-то до сих пор со мной. Стоим на перроне; ветер, ероша мой хайр, её волос категорически избегает, будто брезгуя. Странные мысли, однако. Разбитое состояние девушки премилым образом передалось мне. Видимо, воздушно-капельным путём. Даже деньги и пиво пространство, некогда отведённое под душу, греть категорически отказываются. Ксюшка, кажется, дуется. Понять её, конечно, можно, но делать это мне отнюдь не кажется необходимым. А то, как я сам сейчас начну хмурится, так ведь и глаз-то совсем не видать станет — и так уже на китайца похож. Беру её за руку — рука вырывается и ретируется в карман брюк. Что показательно — не моих.

Снова поезд. Вагон пустой, если конечно не принимать во внимание два полугоризонтальных организма устало глядящих друг другу в глаза. Поезда, хотя все в общем и схожи, непременно обладают характером. Если вы закроете глаза и представите себе пульсирующую волну света, обязательно сквозь неё монеткой на дне ручья проступят искорки эмоций, некий даже эктоплазматический образ зверя, который так любезно впустил в себя паразитов, уродующих острыми зубами его кишечник, гадящих в его желудке и размножающихся, размножающихся с каждой остановкой под толстым бронированным роговым слоем его кожи.