Игра

Людей охватило уныние и отчаяние. Казалось, дьявольский мороз не ослабнет никогда, а ведь было только самое начало зимы. И как только русские выдерживают?

Ветер крепчал. Вместе с ним усиливался мороз. День медленно, но верно уступал свои права ночи. Капрал-фланкер, всматриваясь воспалёнными от стужи и хронического недосыпания глазами в снежные завалы, с трудом находил дорогу. Всё чаще отряд делал вынужденные остановки. Подолгу дожидался, когда Кёне укажет путь. Без племянника имперского лесничего солдаты давно заплутали бы в чёртовом лесу, стали добычей диких зверей или партизан. Ориентироваться в мрачном однообразии было невозможно.

Унтер-офицер Моран, удерживая на голове так и норовивший сорваться кивер с поникшим султаном конского волоса, с тревогой вглядывался в лес. Приближалась ночь, у личного состава заканчивались силы, факелов не было, проводник еле-еле держался на ногах. Следовало подумать о привале. Им всем нужен отдых. В противном случае солдаты просто-напросто начнут валиться на землю как спелые плоды. Длинный ствол AN-XIII с примкнутым штыком слегка подрагивал. Замёрзшие пальцы с трудом удерживали оружие. От сильного мороза не спасали даже шерстяные перчатки. Стужа колола, щипала плоть. Жан поёжился. Передёрнул плечами и посмотрел на капитана. Клод Жилле, несмотря на преклонный возраст, держался молодцом. При ходьбе опирался на кавалерийскую саблю. Однако всё чаще останавливался. Жадно хватал морозный воздух широко открытым ртом. Силы командира гвардейцев явно подходили к концу. Жан с озабоченностью подумал о том, что как бы капитана не пришлось тащить на руках. Жилле — ведь не рядовой солдат, и бросить его умирать в снегу, как нескольких раненых и совершенно обессиленных, не получится. Подобный вариант не следовало даже принимать во внимание. И ветераны и командование однозначно воспримут сей поступок как преступление. Придётся рубить ветви, делать носилки, грузить на них капитана, по колено, а где и по пояс в снежной каше, посменно тащить офицера… И без того черепашья скорость отряда замедлиться окончательно. А из жуткого, пугающего леса хотелось выбраться побыстрее…

Недавний велит прекрасно понимал, насколько всё сразу усложнится. Однако другого варианта не было. Родительское и полковое воспитание требовали вытащить командира. Моран подошёл к офицеру и поинтересовался:

— Как вы, капитан?

Тяжело дышавший Жилле ответил спустя паузу:

— Нормально. Я в порядке!

— Может, сделаем привал? — спросил унтер-офицер.

— Нет, — отрицательно качнул головой Клод. — Ещё рано. Пока светло, мы должны двигаться… Не беспокойтесь обо мне — я смогу идти.

Моран ничего не ответил. Постарался сохранить на лице подобающую ситуации мину. Унтер-офицер не хотел, чтобы командир догадался об охватившем парня смятении. Судя по всему, получилось не очень. Капитан заверил:

— Послушайте, Моран, я — в норме. Сейчас только отдохну немного и снова смогу двигаться дальше. Не обращайте внимания. Продолжайте путь!

— Мы можем понести вас, капитан! — предложил Жан, однако командир гвардейцев не стал дальше слушать:

— Ни в коем случае! Солдаты итак выбиваются из сил! Я могу идти! Слышите меня, Моран? Могу! Только отдышусь!

Жан знал, что спорить бесполезно. Однажды приняв решение, Жилле редко менял его. Унтер-офицер подозвал двух застрельщиков. Приказал им поддерживать капитана, а сам зашагал к капралу-фланкеру. Осведомился о состоянии дел.

— До наступления ночи находить дорогу я ещё смогу, — отозвался Кёне, — но когда стемнеет, вряд ли буду в состоянии чем-либо помочь… Проклятый ветер… этак нас скоро совсем заметёт…

Замолчали. Первые дня перехода от Березины стояла ясная, пусть даже и морозная погода. А вот на третий разразилась настоящая снежная буря. С неба сыпались крупные белые хлопья, в скором времени превратившиеся в обжигающую порошу, сбивавшую с ног. Дорога, на которой ещё можно было различить следы отступавших французских и союзных частей, мигом превратилась в едва различимую тропу, двигаться по коей было мукой. И только опыт Вейлра спасал отряд…

— Да, — сказал Моран. — Погода — ни к чёрту! Но мы должны идти!

Капрал-фланкер кивнул. Стряхнул с погон и кивера снег, поправил ремень сабли и патронную сумку, поудобнее перехватил ружьё. Немного постояв, двинулся дальше. Жан послушно зашагал следом. За проводником тронулись остальные. Унтер-офицер поймал себя на мысли о том, что солдатам здорово пригодились бы лыжи. Выдирать отяжелевшие ноги из сугробов становилось всё труднее. Башмаки черпали снег, штаны превратились в сковывавшие движения оковы, заледеневшая шинель давила на плечи. Не рассчитанный на столь суровые погодные условия, мундир совсем не грел. Моран невольно позавидовал тем, кому удалось разжиться гражданской одеждой. Сам Жан преодолеть себя так и не смог. Был не в состоянии отобрать у крестьян тулуп.