Неоконченные дела

Один из полуночников, сидящих на корточках напротив скамейки, вдруг поднял голову, и Ира вздрогнула: ей показалось, что тот, внизу, смотрит прямо на нее. Странное дело, но она не могла разглядеть его лица, как ни старалась — рассеянный свет луны, отражаясь от льда и патины дыхания на стекле слепил и размывал черты.

«Это все из-за того, что стекло запотело», — подумала девушка и тыльной стороной ладони несколько раз провела по затуманенному дыханием стеклу, очищая его. Она чувствовала странное, почти болезненное возбуждение. Панька едва слышно заскулила и отчего-то Ирину это встревожило.

Девушка выглянула в очищенное окно, снедаемая любопытством. И замерла, совершенно растерянная, и… да, немного испуганная. Снег продолжал идти, в этом ничего не изменилось, но скамейка… скамейка была совершенно пуста. Более того, она выглядела так, словно на ней никто и не сидел: снег возвышался пушистым сугробом абсолютно нетронутый.

— Пойдем спать, Пань, — шепотом произнесла Ира, кутаясь в ночную сорочку. Ей вдруг стало очень холодно.

Собака едва слышно проскулила, соглашаясь, и первой вернулась к подушке.

«Ты ведь ничего такого не видела, верно? — убеждала Ирина сама себя. — Тебе просто показалось, вот и все. Зрение у тебя сама знаешь, не орлиное, так что рассмотреть, лежит ли на скамейке снег или нет, ты не могла. Так что успокойся и спи, подруга, завтра все пройдет».

Но заснуть ей удалось не сразу — ей то и дело казалось, что до нее долетает то один, то другой аккорд песни, исполняемой на гитаре.

Она как раз открывала дверь в квартиру, когда услышала, как по лестнице кто-то поднимается. Пакет, который Ирина держала в другой руке, опасно балансировал на весу, грозясь в любой момент лопнуть с одного из боков, поэтому приходилось быть очень осторожной.

Ирина попыталась посмотреть, кто это там идет, но сумка опасно накренилась и девушка тотчас оставила эти попытки. «Даже если это маньяк, все лучше, чем бегать и собирать банки и картошку по лестничным пролетам», — мрачно подумала она, борясь с замком.

— Вам помочь? — раздался знакомый мужской голос за ее спиной.

— Если бы вы могли… — начала она, но в этот момент пакет стал скользить из ее рук, грозясь рухнуть на пол.

Ирина закрыла глаза, приготовившись услышать удар и треск разбитой бутылки с молоком, но кто-то выдернул из ее рук непослушный пакет и произнес:

— Позвольте, я это подержу.

Она открыла глаза и посмотрела на Евгения Афанасьевича. Сегодня он был одет в длинное, до пят, пальто приятного кофейного оттенка и легкомысленную клетчатую кепку, из под которой торчали седые волосы.

— Я… спасибо вам, — выдохнула Ира и, благодаря тому, что руки оказались свободны, быстро и легко отомкнула вредный замок. Там, за дверью, раздалось громкое сопение и поскуливание: Панька заждалась хозяйку.

— Всегда пожалуйста, — он протянул ей пакет. — Мой опыт подсказывает, что лучше брать два пакета. Собирать раскатившиеся по углам подъезда продукты — занятие малоприятное.

Ирина засмеялась.

— Вы озвучили мои мысли, — произнесла она.

— По вашему лицу было не сложно догадаться, о чем вы думаете, — улыбнулся старик.

— Послушайте, помните, когда мы повстречались первый раз, вы говорили, чтобы я не гуляла здесь вечерами? — неожиданно даже для самой себя спросила Ирина.

Евгений Афанасьевич задумчиво посмотрел на нее, кивнул.

— Конечно.

— Вы ведь сказали, что здесь бывают нехорошие компании? — она хотела спросить вовсе не это, но… но что именно она хотела спросить, Ирина и сама не знала. Или не хотела в этом себе признаваться.

— Можно сказать и так, — старик пристально вглядывался в лицо девушки. — Вы что-то видели, не так ли?

— Я… я не знаю… — она замолчала. Действительно, она что-то видела, но что?

— Я расскажу вам кое-что. Местные жители за такие слова прозвали бы меня в лучшем случае психом, но мне не привыкать — они и так думают, что я колдун или что-то в этом роде.

— А вы в самом деле колдун? — спросила Ирина.

Старик улыбнулся, покачал головой:

— Даже если бы я им и был — думаете, я бы вам сказал?

Она пожала плечами и промолчала. Она не чувствовала в Евгении Афанасьевиче никакой угрозы: милый старичок со своими причудами, ничего больше.

— Когда-то давно, в начале двадцатого века, здесь была церковь, — глядя на прямоугольник окна на лестничной площадке между третьим и четвертым этажом, произнес старик. Голос его звучал странно отрешенно, словно он пытался что-то вспомнить и не мог. — Говорят, что она стояла как раз в том месте, где сейчас находится наш дворик. Церковь развалили большевики… когда? Я не знаю, да и какая разница. С тех пор, если верить старикам — еще хуже меня, я имею ввиду, хотя это и сложно вообразить — место это стало плохим.