Чёрный алтарь

Место, где мы остановились, едва ли походило на оживлённую дорожную станцию наподобие тех, которые стоят через каждые две мили на загородных шоссе — навряд ли здесь останавливались больше, чем раз в несколько недель, а то и месяцев. Однако, несмотря на общую картину запустения, дом и прилегающие к нему хозяйственные постройки выглядели ухоженными и прибранными, а с заднего двора доносилась привычная уху любого сельского обывателя какофония — кудахтанье кур, хрюканье свиней, громко разносящееся по округе лошадиное ржание. У входной двери стоял невысокий седовласый мужчина и внимательным взглядом наблюдал за тем, как я спускаюсь с экипажа на землю.

— Могу я быть Вам чем — нибудь полезен? — спросил он после того, как все нормы вежливости были соблюдены.

— Моя фамилия Прескотт. Я здесь проездом, и, похоже, мой экипаж слегка подломался — дороги здесь конечно… Вы не возражаете, если мы остановимся у вас на день, чтобы подлатать поломки, и потом снова тронуться в путь?

— Вы можете оставаться здесь сколько Вам угодно, сэр — постоялый двор Гаррингов к Вашим услугам. Меня зовут Уилберт, моя жена — Аминия. Позвольте показать Вам Вашу комнату.

С этими словами он жестом пригласил меня следовать за собой, развернулся и направился к входу.

Вопрос с оплатой был решён быстро и без лишних вопросов — супруги проявили невероятную уступчивость и даже согласились взять с меня лишь половину двухдневной платы за комнату. Уже через два часа мы с мистером Гаррингом сидели в широкой гостиной дома перед ярко пылающим камином, наблюдали за глухо потрескивающими дровами, принесёнными в дом их работником Тайлером и развлекали друг — друга разговорами. Владелец дома оказался человеком невероятным — как я узнал, служить ему довелось на просторах Африки, в одной из самых южных колоний Британии, где он несколько лет своими глазами созерцал жизнь местных, переполненную тем, что для нас показалось бы настолько диким, что мы даже и не думали бы об этом. В свою очередь я поделился с ним парой историй из своего не слишком богатого репортёрского опыта, умолчав, разумеется, о недавней истории, случившейся со студентом из Ура, справедливо опасаясь делиться ею с кем — либо.

— Ваши истории замечательны, мистер Прескотт. Видит Бог, не каждый день в наше неспокойное время можно встретить столь проницательного и способного молодого человека.

— Ну что вы, — непослушным языком ответил я, стараясь изо всех сил не показывать признаков смущения. — Не я один такой, в нашей конторе работают десятки людей куда более талантливых, чем я.

— Поверьте моему опыту, юноша, — мистер Гарринг взглянул на меня поверх очков. — у вас большое будущее. Настоятельно рекомендую Вам засесть за написание книги.

— О нет, сэр, не смущайте меня, мои писательские способности навряд ли дотянут даже до уровня мистера Макгонаголла.

Услыхав фамилию самого бездарного поэта в истории, мой собеседник усмехнулся. В этот самый момент в гостиной показалась миссис Гарринг и объявила, что ужин готов. Мы поднялись и поспешили занять свои места за столом.

Ужин был обильный, но по — провинциальному простой — ничего лишнего, что сразу говорило о том, что живущие здесь не привыкли тратить свой скромный заработок направо и налево. Поблагодарив хозяина, я поднялся на второй этаж и прошёл через узкий коридор, в котором царил приятный полумрак, к двери своей комнаты. Кроме меня на втором этаже, по словам хозяев, остановился немолодой отставной кавалерийский офицер мистер Герберт Ларсон, который занимал угловую комнату у самой лестницы. Рендаллу выделили небольшую коморку на первом этаже. Толкнув дверь, я вошёл в комнату. Внутреннее убранство не отличалось особым богатством, однако приятная атмосфера тепла и уюта с лихвой компенсировала скромность обстановки. Небольшое занавешенное окно, узкий деревянный шкаф с украшенными резьбой ручками, небольшой столик — всё это не могло не вызвать на лице улыбку. Поэтому широкая дубовая кровать, занимающая добрую половину комнаты, смотрелась в этой обстановке как что — то необычное и чуждое. Раздевшись и повесив одежду в шкаф, я лёг на кровать, укрылся тёплым шерстяным одеялом, про себя прикидывая, сколько времени мне понадобится, чтобы заснуть, и, закрыв глаза, тут же провалился в глубокий сон.

Проснулся я под утро и ещё долго лежал под одеялом, не желая подниматься. Утро выдалось холодным, сказывалось приближение капризнной поздней осени. Наконец осознав, что необходимо самолично проконтролировать, как идёт ход ремонта экипажа, я всё же заставил себя нехотя встать, одеться, и, совершив традиционные утренние процедуры, спуститься на первый этаж. Выглянув из окна гостиной, я с удивлением обнаружил, что транспорт мой так и стоит на том месте, где он остановился вчера вечером, и по виду его нельзя было сказать, что его хоть кто-то пытался чинить. Озадаченный, я вышел во двор, чтобы найти Рендалла, но к ещё большему моему удивлению, его нигде не было.