Тень

В каждом из четырёх углов стола мерно горело по одной свече. Посередине стола лежал огромный серповидный нож.

— Это что ещё за… Откуда это? Когда ж ты, сука, оставишь меня в покое?

Григорий захлопнул дверь и заперся в своей комнате. Он бродил по комнате взад и вперёд. К счастью, ему совсем не хотелось спать. Он сел на диван. Из комнаты жены донёсся жалобный скрип паркетного пола. Кто-то или что-то по комнате бродит! Григорий прижался ухом к стене. Точно! Шаги! А это что за звуки? Хихиканье. Всё громче, громче. Какое-то шуршанье. Григорий соскочил с дивана, когда до него дошло, что кто-то или что-то, в свою очередь, тоже слушает, что творится здесь, в его комнате.

Он порылся в полках письменного стола в поисках хоть какого-нибудь успокоительного. Ничего, кроме снотворного, не нашёл. И его словно бес попутал! Философ проглотил сразу две таблетки! Вскоре он уснул

Он — перед ложем госпожи Елены. Почему-то она не злится, не бьёт его. Она молчит. Это его ещё больше пугает. Он тихо плачет. Он раскаивается, он искренне раскаивается в содеянном.

— В тот день, когда ты сбежал, ты оскорбил меня. И этого я тебе не прощу!

— Госпожа…

— Заткнись! Я думаю.

— Обо мне?

— Ну вот ещё! Думать о каком-то жалком рабе, о куске тухлого, грязного мяса, который давно пора выбросить на корм бездомным собакам… Нет, это ниже моего достоинства.

Тем временем стражники притащили пузатого человека с усами. Григорий сразу узнал хозяина таверны, но вида не подал.

— Признавайся, ты, сукин сын. — Елена пнула Григория ногой. — Этот скрывал тебя?

— Нет, госпожа. Нет, я его впервые вижу! Клянусь…

— Твоим пустым клятвам я не верю! — Она встала и подошла, нет, скорее, словно пава, подплыла к хозяину таверны. О! Она была стройна и изящна! Её платье развевалось, обнажая красивые ножки. Она приподняла подбородок хозяина таверны своею рукою. — Этот жалкий раб не лжёт?

— Нет, он не лжёт. Я тоже его впервые вижу. Уж мне-то поверьте. Мне незачем скрывать его у себя!

Елена отдала приказ отпустить хозяина таверны. Она подплыла к распростёртому на мраморном полу Григорию и пнула его.

— Я знаю, как удержать тебя, мой драгоценный раб! Ты станешь одним из моих придворных евнухов!

— Нет!

Елена щёлкнула пальцами. Стражники подхватили раба под руки и потащили в сад. Они уложили его на прямоугольный стол, покрытый чёрной скатертью. В каждом из четырёх углов стола догорало по одной свече. Рабу туго перевязали половые органы. Вот уже в цепи заковывают его руки…

Григорий проснулся. Холодный пот струился по его телу. Философ огляделся вокруг. Боже! Лежит он голый в комнате жены на прямоугольном столе. Половые органы туго перевязаны. Григорий соскочил со стола. Развязал половые органы. Он задул свечи. Посмотрев на фотопортрет жены, он плюнул в него. «Стерва! Ну, ты у меня доиграешься!» Он выкинул всё из шкафа. Затем притащил из кухни большой мешок и сложил туда все садомазохистские игрушки. Серповидный нож валялся на полу возле кровати. Григорий решил его сохранить. Ранним утром он снёс мешок на дальнюю помойку, запихал его поглубже в бак. Сверху набросал бумаг и поджёг. Он некоторое время наблюдал, как разгорается содержимое бака. Вскоре плюнул и ушёл. Он не возвратился домой. Пешком направился в сторону родного бара.

Бар только что открылся. Ни одного посетителя! Ромео скучал за барной стойкой.

— Ну, друг дней моих суровых, что грустим?

Ромео вздохнул:

— Не выспался я. Всё ночь кошмар снился. А всё из-за тебя!

— А я-то тут причём? — с наигранным удивлением спросил Григорий, прекрасно понимая, о каком сне идёт речь.

— Да снится мне: стою я за барной стойкой таверны «Самогонщики». Хватают меня два бугая. Ну, те же, что тебя вчера схватили. Тащат в неизвестном направлении. Притащили в какой-то богатый дом. В одной из многочисленных комнат вижу ложе. Перед ним ты лежишь в рабском одеянии, если это вообще можно назвать одеянием. А на ложе… вижу, твоя жена разлеглась. Точь-в-точь как ты описывал. Классная тёлка! Я её видел!

— Чертовщину ты видел. Хочешь, чтобы она тебе больше не снилась?

— Ну, хотя бы… в каком-нибудь другом виде.

— Ни в каком не будет сниться! — огрызнулся Григорий. — Она сегодня умрёт. И не будь я Григорием Бруновым, если сегодня же не расправлюсь с этой гадиной. Ромео придвинул к нему наполненную пивом кружку. Григорий поднял её и произнёс: — Твоё здоровье!

Григорий сделал несколько глотков. Потом подумал немного, закусив нижнюю губу, и сказал:

— Сегодня всё будет кончено. А завтра, если выживу, усядусь за перо. Опишу все мысли, все переживания. — Он сделал глоток, причмокнул губами. — Хотя вряд ли мне удастся выжить.

Григорий рассказал Ромео всё, что произошло с ним за последние два дня.