Молчаливая разлучница

Местный фельдшер потом сказал, что бедолага умер от разрыва сердца… Такие вот дела.

— Нет! — не выдержав, выпалил я. — Ну не могу, не могу я поверить в такое… мракобесие! В голове не укладывается!

— А ты и не поверишь, пока сам не увидишь, — спокойно ответил плотник, закуривая вторую сигарету. — Я тоже не сразу всё это принял…

Он медленно затянулся, и спросил:

— Знаешь, а давай поспорим?

— В смысле?

— На коромысле. Пошли ночью на огород. Выследим дикую бабу. Коли всё враки, тебе бояться нечего, — с долей ехидства сказал Сергей Николаевич.

— Я вообще-то хотел уехать сразу после похорон, — промямлил я.

— А-а-а, — ухмыльнувшись, протянул плотник. — Боишься. Боишься, значит веришь. Просто сам ещё этого не понял. Я вот уже почти не боюсь. Жена в прошлом году померла, жить больше не для кого. Так что какие страхи, в моём-то возрасте? Тут главное не в одиночку идти, а то перенервничать можно. Вон, Петрович уж пять лет как лежит. Видно такое ночью увидал, что сердце не выдержало. А ведь смелый мужик был, настоящий кремень.

— Предлагаете помочь вам найти и сжечь эти самые мифические сапоги, я правильно понимаю? — мне хотелось спросить с усмешкой, но в голосе прорезались предательские высокие нотки.

Сергей Николаевич в очередной раз затянулся и, выдыхая дым, кивнул:

— Да, предлагаю. А что делать? Ни один из местных не согласился. Все боятся, чуть ли не кресты на дверях чертят. Ночью из дома даже в сортир вылезти трусят. Так что к кому мне ещё обращаться как не к городскому? Вы же бабкиным быличкам не верите, ночные ужасы стали для вас весёлой телевизионной забавой. Смелые все теперь, атеисты и хозяева жизни. — Плотник прищурился. — Или ты у нас всё-таки из суеверных?

Зависла пауза. Я посмотрел на Сергея Николаевича, стараясь разглядеть в его глазах возможный подвох или даже искорки паранойи. Но взор мужчины был спокоен и не выражал ничего, кроме робкой надежды на моё согласие.

— Блин… Ладно, хрен с ним, — махнув рукой, сказал я. — Пойду с вами.

Никогда мне ещё не приходилось так по-крупному попадаться на «слабо».

Этот вечер выдался абсолютно ясным, совсем безоблачным. В городе на такое не обращаешь внимание, но тут, в маленькой деревеньке, всё было иначе. Звёзды крупными искрящимися горошинами заполонили весь небосвод. В мегаполисе их почти не видно по вине зарева многочисленной иллюминации, однако здесь они сияли очень ярко, словно гигантская новогодняя гирлянда, спутанная давным-давно кем-то непостижимым.

Мы с Сергеем Николаевичем пробрались в дедовский сад ещё засветло, и теперь, притаившись, ждали неизвестно чего. Для укрытия выбрали малинник, что был в самом конце участка, на противоположной стороне от дома. Ну не в картошке же прятаться, верно? Плотник подобно заправскому йогу сидел в позе лотоса и не сводил взгляда с дверей. В руках он держал пистолет Макарова, который забрал ещё утром, пока я рассеяно возился с цветочными горшками. Помню, как со страху положил оружие на стол в гостиной, и забыл его там по дурости. Теперь для спокойствия я сжимал увесистый ломик, свято надеясь, что братья Винчестеры не соврали телезрителям о взаимоотношениях железа и всякой разношёрстной чертовщины.

Я звонко прихлопнул на себе очередного комара и шёпотом ругнулся.

— Не шуми, — тихо предостерёг меня плотник. — Свою девку так по заднице шлёпать будешь, а пока сиди ниже травы, да тише воды.

— Ещё минут двадцать и меня сожрут, — раздражённо ответил я, не повышая голос. — Комары у вас какие-то дикие.

— Да замолкни же ты, екиры-мары! — прошипел Сергей Николаевич и указал на дом.

Я повернулся. Валентина стояла на пороге, одетая всё в ту же ночнушку, призрачно белую в свете звёзд и тонкого месяца. Она безмятежно взирала вверх. С такого расстояния я не мог рассмотреть её лицо, но уверен, на нём была всё та же неопределённая улыбка. Грустная, искренняя и жуткая одновременно. Девушка неспешно опустилась на колени, потянулась к краю крыльца и лёгким движением руки отодвинула одну из досок. Из образовавшейся щели вдова достала их. Они были хорошо заметны мне даже с другой стороны участка. Невероятно ядовитого цвета, отчётливо яркие, словно капля алой краски на чёрном полотне деревенской ночи.

Она одела спрятанные сапоги, резко сорвалась с места, и разбежавшись подобно грациозной антилопе, взмыла ввысь. Для моего скепсиса больше не было никаких оснований. Я увидел перед собой нечто прекрасное, неизведанное, но вместе с тем до жути пугающее. Летавица набрала высоту. Сначала медленными неуверенными рывками, а затем плавно, словно рыба в воде. Ещё мгновение и дива скрылась в пестрящем ночном небе.

Я опомнился и взглянул на плотника:

— Чего вы ждали? Почему не стреляли? — воскликнул я надсадным шёпотом.

— Нельзя палить.