Глаза напротив

Он стонал, когда ему не хватало денег на банальную пачку сигарет. Он стонал на меня, завидуя отдельной квартире, в то время как он ютится в коммуналке вместе с суровыми рыночными таджиками. Он стонал на родителей, пока ещё жил с ними, и достонался до размена. Сейчас Славик молчал, не подозревая, что остаётся где-то позади меня, уносимого потоком чужих желаний. Но я боялся оторваться от него. В чужом и холодном море Славик был островом, вполне пригодным, чтобы потерпевшему кораблекрушение выбраться на земную твердь и почувствовать себя человеком.

Славян, будто читая мои мысли, откинулся на стену. Он устал. А я, засмеявшись от радости, застыл в счастливой глупости ничегонеделанья. Взгляд скользнул по городским часам, где значилось «19» и «45», сложенные вместе, а после полноправно утонул в витрине.

Смерть продолжала назначать мне свидания, и я всерьёз обеспокоился ближайшим будущим. В классических фильмах герой, угодивший в подобную ситуацию, немедля садится за солидный двухтумбовый стол, раскладывает на полированной поверхности чистый лист, обмакивает острый кончик белоснежного пера в массивную чернильницу с лиловыми подтёками и выводит каллиграфическим почерком «My Will». У меня не было ни стола, ни бумаги. И каллиграфией я не владел. У меня имелась парочка солидных паёв в двух кооперативах и квартирка. Если сегодня смерть всё-таки повстречается со мной, квартирка уйдёт государству, а деньги — верхушке кооператива. Но если уж делать подарки, то не списку неизвестных, а людям близким.

Мобильник разрядился вчистую. Я скользнул к стене дома, украшенной полусферой таксофонной будки. Вытащил карту. Блеснул золотом квадратик чипа, а с другой стороны улыбалась белозубая красотка, приглашая на курорты Турции. Мелькнула мысль, махнуть на всё рукой и в Турцию. Но аэропорт находился в недосягаемой дали, которая временами оборачивалась искрящейся пустотой. Палец продолжал отстукивать номер. Длинные противные гудки. Ну же, снимай трубу скорее! На месте стоять нельзя, а то ещё какой коняга меня искалечит.

— Чёёооо, — гулким эхом раскатился в динамике мощный зевок.

Судя по тону, Славик ещё не отрывал морду от подушки.

— Слышь, — прошептал я. — Тут такое дело. Мне сели на хвост. Тебя никто не навещал? А мож видал чего такое… необычное.

— Навещал-то? Не, ты — первый — враз проснулся Славик. — Должен кому-то?

— Не помню, — признался я. — Вроде счётчик ни с какой стороны не тикает.

— Пасут или гробят? — на полном серьёзе спросил Славик.

— Раскатывают и топчут, — ругнулся я, вспоминая копыто, летящее в опасной близости от моего лица.

— Ко мне двигаешь? — обеспокоился Славян.

— Неее, — протянул я. — Чего тебя втягивать?

— Залечь тебе надо, — судя по голосу, настроение Славика заметно улучшилось. — Или уехать.

— Так и я о том же, — киваю, — но могу не успеть.

— А звонишь зачем? — в голосе Славяна снова звенела струнка напряжённости.

— Мани пристроить хочу, — признался я. — Снял бы да свалил куда. Но по договору забрать до срока прав не имею. Не, по суду, конечно, можно стребовать, да только не доживу.

— А я при чём?

— На тебя бумаги перепишу, — предложил я. — И квартиру. Целее будут. Если прорвусь — вернёшь обратно.

— Не вопрос, — моментом согласился Славик.

— Ну а пришьют, пользуйся, — милостиво разрешил я. — Только боюсь к тебе чапать, вдруг наслежу и потяну за собой.

— А ты по почте, — не растерялся Славян. — Заказным. Марок, главное, не жалей. Что б не потерялось.

— Угу, — кивнул я, больше ничего в пустую голову не лезло.

— Ты где? — вдруг обеспокоился Славик. — Может, я подъеду?

Он не успел бы. Потому что ко мне спешил новый враг, на ходу покрываясь деревянной шкурой, блестевшей островками лака на потёртой поверхности.

«По улице слона водили, как видно, на показ»…

Слон нёсся из ближайшего переулка острым углом вонзавшегося в улицу, где стоял я. Редкие прохожие чудом умудрялись не замечать живую гору.

Массивные ноги давили газоны и клумбы, сносили невысокие заборы, с треском крушили в щепу скамейки. Хобот вздымался и трубил песни славы армии победителей, которым я казался, наверное, соринкой, беззащитной птахой, угодившей в кольцо смерча, ломающего ей крылья. Масштабы катастрофы, тем не менее, никого не удивляли. Люди, спешащие по тротуарам, смотрели вперёд пустыми глазами, где плещутся пустые мысли о пустых делах. После нескольких мёртвых взглядов я зарёкся смотреть в чужие глаза, чтобы не знать о пустоте, отличающей тех, кто не может глянуть за привычную грань.

Невидимые стены выросли снова. И снова толчок в спину. Кто-то спешил убрать меня из точки, в которую ударят слоновьи ноги через… правильно, через пять секунд. Но толчок получился слабый. Невидимый палец оставлял свободу. Или остаться, или… Или выбрать из двух путей.