30 мин, 0 сек 13047
Я пытаюсь говорить, но из сжатых губ вырывается какое-то змеиное шипение.
Они давным-давно придумали мне эту кличку: Змей. Еще после того разговора в «Новом Эрмитаже». Я и тогда был порядочно пьян и пересказывал им прочитанную в дедовской библиотеке статью какого-то умного немца, посвященную внутренней этике ползучих гадов, все это выходило у меня очень азартно и умно. Все смеялись, а у Леща всегда очень легко получалось давать прозвища.
И вот теперь что-то действительно змеиное, яростно-шипящее срывается с моих губ. А ярость, как всегда, отзывается резким покалыванием, резью в деснах, и я отчетливо понимаю, что выхожу за всякие рамки…
Я что-то кричу через стол, и сразу же все вокруг начинают говорить, спорить, ругаться. Кто-то аплодирует.
Арлекин встает со скамьи, холодно улыбается и говорит, разом гася зеленый и золотой свет в зрачках:
— К вашим услугам!
Очень сложно найти в окрестностях села сухое место, где голенища не утопают в грязи, где не хлюпает, налипая комьями на сапоги, глиняное болото. Но нам это удается.
Сценой для последующего представления выбираем пригорок у старого кладбища.
К этому моменту, нахватавшись глоткой холодного ночного ветра, я почти прихожу в чувство, трезвею.
Дождь кончился, ветер налетает порывами. Небо заволокли тяжелые тучи.
Решено биться на саблях. Лишний шум нам в любом случае ни к чему, а в положении мы примерно равном — судя по тем тренировочным пируэтам, что Арлекин выписывает саблей Леща. Последний выступает его секундантом. Моим — Соболь. Руководит представлением знаток дуэльного кодекса фельдшер Ратке (выходец из развеселой братии буршей, багровый шрам в полщеки) и сценарий исходит от него: для куражу рубиться в стиле мензуры, то есть, не сходя с позиций, до первой крови.
— Шутка затянулась, — говорит мне Соболь вполголоса. — Учитывая некие дополнительные обстоятельства, не стоит ли мне объяснить твоему противнику, что…
Я понимаю, что он имеет в виду.
В ответ пожимаю плечами:
— Не все ли равно? Если он снесет мне голову саблей — к чему перед тем открывать постороннему какие-то дополнительные детали?
Соболь всерьез раздумывает над моими словами, кивает:
— Что ж, — говорит он. — В таком случае, лучше тебе его сразу убить. Чтобы избежать в дальнейшем ненужных расспросов. У меня уже была подобная ситуация на Галицийском фронте и…
Я не дослушиваю.
Ратке, прочертив клинком на мокрой земле неровные линии, кивает нам, мол, сходитесь.
Выходим на позиции.
Стремительная серия ударов, лязг клинков, финты и батманы, удары и отражения…
Он умелый фехтовальщик.
Завершает серию обманных выпадов, резким ударом отбивая мой клинок в сторону, и наносит точный дегаже.
Покачнувшись, громко шаркнув каблуком, но не соступая с прочерченной фельдшером черты, я прижимаю свободную руку к ребру, мельком смотрю на пальцы. Они запачканы чем-то темным, липким. Тот самый запах — солоноватый, пряный и тягучий.
Я почти не чувствую боли. Ощущаю только изнуряющую, сводящую с ума щекотку в деснах, улыбаюсь…
Он видит мою улыбку. Зрачки его расширяются, наливаются тем самым зеленым светом, изумрудным, с пляшущими золотыми искрами.
Делаю клинком финт в голову, он, не ожидая, неловко парирует, и я наношу точный укол в живот. Туше!
В разрывах туч выступает полная луна. Она заливает призрачным светом покосившиеся кресты кладбища, строгий силуэт заколоченной церкви.
Противник пятится. Зажимая ладонью живот, сходит с позиции, — значит, проиграл.
Луна отражается в глазах моих товарищей — Леща, Соболя, Ратке — и в ее свете видно, что зрачки их вытянуты вертикальными полосками, как у рептилий, и наполнены мертвенным желтым светом.
— Вы удовлетворены? — спрашиваю я, прижимая левую руку к ребру.
Отнимаю пальцы — крови нет.
Да и та, что была до этого — заемная.
Арлекин пятится к ограде, не сводя с меня глаз.
— Я мог бы догадаться, — шепчет он. — Как я не почувствовал? Фортуна, проклятая шлюха… Нежить!
Я салютую ему окровавленным клинком.
— К вашим услугам! Итак… Вы удовлетворены?
Арлекин улыбается. Тонкая струйка крови стекает по подбородку. Я чувствую, как из-под моей верхней губы выползают иглы клыков.
Он на ощупь пытается уцепиться ладонью за покосившуюся изгородь, промахивается, падает навзничь.
Присутствующие на пустыре подаются вперед, но я успеваю к нему первым. Склоняюсь над противником.
— Так даже лучше, — шепчет он.
Он продолжает улыбаться.
— Так надежнее… Ведь он вернется. Фортуна… продажная девка! Не верь ей. Сегодня твоя взяла. Значит, он вернется. А я просчитался. И забыл про флейту…
Я жестом подзываю Ратке.
Страница
5 из 9
5 из 9