Дуэт для косы и флейты

— О чем ты? — спрашиваю я. — Помолчи, не трать силы.

— Пустое, — он широко ухмыляется, кровь течет по подбородку.

Рот мой наполняется тягучей слюной.

— Я не Арлекин, — шепчет он.

— Я знаю. Твоя монета…

Он опускает веки в знак согласия:

— Он вернется. Я думал, ты просто мальчишка… Но вы с ней — вы одного поля ягоды… Есть общее… Ты сможешь ее защитить.

Ратке склоняется над раненым, расстегивает пуговицы на охотничьей куртке.

— Он сам вырезал эту флейту, — бормочет лже-Арлекин. — Из кости какого-то гаитянского колдуна… Стоило подумать об этом, когда убил его. Он придет за мной…

Я начинаю понимать.

— Не за тобой, — говорю я. — За ней.

Он согласно опускает веки.

— Откуда… знаешь?

— Я поступил бы так же.

— Верю.

Заходится кашлем, запрокидывает голову. Ратке смотрит на меня, качает головой.

Я поднимаюсь с колен. Соболь кивает мне.

— Знатный удар, Змей, — говорит Лещ с чувством.

Ратке и остальные уносят тело.

Мы остаемся на пустыре втроем.

— О чем это он толковал? — с любопытством спрашивает Лещ, придирчиво оглядывая саблю.

Я смотрю на клинок в его руках, потом на его лицо. Мне не хочется отвечать.

Из степи ветер приносит звук, совершенно неуместный, немыслимый здесь, в глуши. Оттого тем более жуткий.

Это чистая и переливистая мелодия флейты.

Мелодия гипнотизирует, будоражит сердце и затуманивает разум. Быть может, все это только мнится нам?

— Слыхал? — спрашивает Лещ, когда звук обрывается.

Рот его полуоткрыт, а к нижней губе прилипла незажженная папироса. Он механически шарит по карманам, всматриваясь в туман.

Соболь смотрит на меня, ожидая какого-то объяснения. Но я знаю не больше него.

— Мне это не нравится, — говорю я.

— А может, это местный Пан, — нервно хихикает Лещ. — Созывает дриад на свидание?

Он замолкает, озадаченно мусоля папиросу в пальцах.

Я достаю спички и помятую пачку «Крючкова», прикуриваю ему, потом себе.

Мы смотрим в туман, заволакивающий кладбище.

— Что он тебе сказал, этот Арлекин? — спрашивает Соболь.

— Он вовсе не Арлекин, — говорю я.

— Что?

Вытаскиваю из кармана бриджей монету, показываю Соболю.

— Видал когда-нибудь такое?

Лещ берет монету, пробует ее на зуб, сплевывает.

— Вроде золото.

— Давно ювелиром заделался? — ухмыляется Соболь.

— В этом я знаю толк.

— Лепрекон? — Соболь пожимает плечами. — Плевать! Тяжелый денек выдался, идемте спать.

Мы втроем спускаемся с пригорка, чертыхаясь, хлюпаем сапогами по грязи.

— Артисты, мать их, — говорит Лещ.

— Они никакие не артисты, — говорю я. — Они точно такие же, как мы.

— Ты о чем?

— Изгнанники. Призраки перечеркнутой эпохи. Беглецы.

— Мы никуда не бежим, — говорит Соболь. — Да, Совет объявил нас вне закона, но это не значит…

— У них Москва, Соболь, — Лещ сплевывает. — У них Черный трон!

— Мы вернем его себе, отобьем у них, как бы они не…

— Дело не в том, — говорю я. — У кого сколько составов с боеприпасами и живой силы. Дело в вере. Им верят. Нам — уже нет.

— Странно слышать твои рассуждения.

— Так рассуждает всякий, кто способен смотреть вперед чуть дальше собственного носа.

— Что ж ты предлагаешь? Бежать за границу? Сдаться на милость победителя, а?

— Ну, это вряд ли. Видали мы их милости.

— И что нам, по-твоему, делать?

— То, что мы умеем делать лучше всего, — говорю я. — То, в чем заключается наше призвание.

Они не возражают.

Когда до изб уже рукой подать, из тумана вновь прилетает звук флейты.

— Это уже ни в какие ворота… — Соболь оборачивается.

— Тихо! — я вскидываю руку. — Слышите?

Теперь к чистой переливчатой мелодии, летящей по окрестностям, примешиваются другие звуки. Совершенно лишние, никак с ней не сочетающиеся.

— Это же… — начинает Лещ.

Прерываю его жестом.

Звуки становятся все отчетливей, приближаются.

Это чавкание грязи под ногами. Под множеством ног. Кто-то идет к нам из тумана. И к хлюпанью глины вскоре прибавляется невнятный гомон. Нечленораздельное мычание с похрюкиванием, с подрыкиванием.

— Лещ, — говорит Соболь, с лязгом выдвигая из ножен шашку. — Давай-ка буди Марафета… А потом к амбарам, за патронами. И попрошу поскорей…

— Но я…

— Попрошу поскорей! — повторяет Соболь.

Впереди, в тумане, видны медленно приближающиеся тени, силуэты фигур, качающихся из стороны в сторону.

Невдалеке, за их спинами, продолжает играть флейта.