Солдат

«Твое лицо ничего не выражает, и в этой жизни из тебя ничего путного не получится», — это давило. Но кемпинг здесь ни при чем.

«Ты хороший парень, и по прежним меркам тебе не дали бы пенсию по ранению, но и все обеспечение бесплатное было бы. Однако сейчас уровень требований к здоровой психике снизился. Теперь можешь даже разрешение на оружие получить», — говорил врач. Возможно, если бы у Ника тогда были деньги, так и случилось бы: он оказался бы в одной из лечебниц, где врачи без всяких перспектив до самой смерти пытались бы избавить его от синдрома войны. Но денег было немного, хватило только на оружие и автомобиль. А теперь нужно было ехать в Клиден, чтобы повидаться с Владом.

«Мустанг-омега», стоявший всю ночь у кемпинга, на удивление резво завелся. Дорога была полупроселочная, вихляющая, но глаза и руки быстро привыкли к поворотам и спускам-подъемам.

— Подъем, зеленый!

Ник, уснувший около двух часов назад, с трудом сообразил, что рев сержанта может относиться к нему. Проснувшиеся сослуживцы не рисковали выдать себя лишним шевелением и думали то же самое.

«Подъем, подъем»… — волной сонного эха проплыло в мозгу.

Ник приподнялся на панцирной койке, которая жалобно скрипнула.

Сержант толчком сапога в плечо сбросил его на пол.

— Родина в опасности, а ты здесь розовые пузыри пускаешь!

«Почему «розовые»? — проплыло еще одной волной. Но он уже вскочил и стал навытяжку перед старшим по званию.

— Форма номер один, и строевым — из казармы! — скомандовал сержант. И притворно подосадовал: — Распустились, понимаешь, разнежились, как у тещи на блинах… Я тебя научу любить Родину!

Ник прогрохотал сапогами по сонной казарме под коечную брань: «Оборзели зеленые»…

Летняя ночь быстро унесла остатки тепла с тела Ника.

— На месте стой, раз-два!

Сержант вошел в курилку, большую беседку со скамейкой по периметру и объемным железным чаном, врытым в центре.

— Найти бычок дедушке!

Ник начал рыться в чане, в котором всегда можно было выудить приличный недокурок. Они появлялись не от избалованности, а из-за того, что некоторые офицеры не любили курения вообще и солдатской разболтанности в частности: «Встать! Выбросить сигареты и оправиться! Требуются добровольцы на принудительные работы»… И летели окурки в чан. Сигареты были плохие, табак не догорал.

Сержант просмотрел на свет фонаря три предложенных «бычка». Один забраковал и, растерев пальцами, ссыпал на сапог Ника, второй пристроил за ухом, а третий раскурил.

— Понимаешь, зеленый, это же все для твоей пользы — чтоб службу чувствовал… Дедушке скоро домой, а вспомнить нечего. И бабушка сбежала с каким-то студентиком. Тоскливо… Дежурный лейтенант нажрался с горя и дрыхнет — его жена половину полка обслуживает. А мне службу тяни… Вот так-то, зеленый. А ты говоришь… Чего дрожишь? Замерз? Ну, дрожи-дрожи, не возражаю…

Внезапно напускная усталость сошла с лица сержанта, он быстро выдернул окурок из-за уха и зашипел:

— Садись рядом, прикуривай. Носит его черт…

Когда комбат подошел к курилке, оба вскочили навытяжку.

— Вторая рота? Неуставные отношения, сержант?

— Никак нет! Покурить вышли…

— Солдату — отдыхать, а вам — два наряда вне очереди. Доложить дежурному офицеру. И марш отсюда!

Комбат, держа руки за спиной, направился в сторону темной аллеи, а сержант, отойдя от курилки, злобно прошипел: «Ну, это тебе просто так не пройдет, зеленый!»

Однако в эту ночь больше не беспокоил: сначала опасался, что снова нагрянет комбат, а после, видимо, утомил себя забавами с хозяйством, утехи от которого недополучила «бабушка», и уснул.

Десятки эпизодов, зачастую заканчивающихся не так безоблачно, слились в памяти в сплошную полосу. Были и приседания на одной ноге, которых Ник мог сотворить до сорока, и обмахивания засыпающего пьяного сержанта полотенцем, не говоря уж о каждодневной чистке его обуви…

И был один случай, когда сержант приказал Нику драться «до полной победы» с дружком-однопризывником Владом. Влад был старше Ника года на три. Задержка в призыве объяснялась институтом, откуда Влада вышибли с туманной формулировкой «за несоответствие требованиям». Всегда ироничный Влад, прославившийся среди «зеленых» тем, что сам однажды поднял ночью сержанта, выразив готовность «защищать Родину», не сплоховал и на этот раз:

— А если мы тебе отвесим, сержант?

Сержант перед собранной им публикой впал в бешенство, которое прекратилось лишь с полной потерей сознания. Публика не вмешалась, так как было предварительно заявлено: состоится шоу, ваше дело — смотреть. Все и смотрели, не выражая на всякий случай эмоций и трусливо размышляя: «Может, так оно по сценарию и задумано»…

Через три дня Влад и Ник ехали в вонючем холодном вагоне «добровольцами» на войну: комбат не стал выносить конфликт за пределы части — война стала альтернативой дисциплинарному батальону…

Узенькое шоссе, на котором едва смогли бы разъехаться два грузовика, петляло холмами и перелесками добрые два часа.