Добавить в моё избранное
33 мин, 35 сек 10599
Через несколько секунд она открылась на длину цепочки, и в образовавшуюся щель выглянуло небритое и заспанное лицо. Звякнул замок, и дверь распахнулась. Стоящий за ней человек в белом халате, из которого торчали голые худые ноги, улыбнулся во весь рот и сказал:
Заходи! Не знал, что ты придешь так рано.
Смущенно переминаясь с ноги на ногу, паренек прошел в коридор и, протянув хозяину квартиры пакет с позвякивающими в нем бутылками, ответил:
Привет! Митя, ты прости, что разбудил! Я вот, пива принес.
Сняв ботинки и безуспешно поискав взглядом тапочки, гость прошел на кухню. Усевшись на колченогую табуретку, он переводил взгляд со смущенного лица своего друга на обшарпанные стены и потолок, испещренный влажными пятнами, на липкий от грязи пол, на ветхую мебель. Квартира нуждалась в ремонте. Бедность обитающего в ней человека была настолько явной, что гостю захотелось извиниться за то, что у самого у него дома порядок, потолок регулярно белят и пол в кухне моют. Но рука друга мягко опустилась на его плечо, юноша в белом халате обезоруживающе улыбнулся и сказал, извиняясь:
Прости, что бардак такой. У нас, врачей, другие заботы.
Неловкость быстро покинула обоих, и друзья принялись пить пиво и обсуждать насущные проблемы. Прошло несколько часов. Уходя, светловолосый гость спросил:
Митя, а в какой больнице ты работаешь? У матери плохо с глазами, так она просила узнать.
В пятьдесят первой. Пусть приходит, записывается на прием. Садовский Дмитрий Алексеевич. Четыреста второй кабинет. Запомнил?
Покивав головой, молодой человек пожал другу руку и ушел.
Дмитрий Алексеевич Садовский вновь отправился на кухню и уселся там, подперев голову рукой. Вечером зазвонил телефон. Связь была плохой, но это не помешало ему понять, что звонивший был зол и растерян. Срывающимся голосом он сообщил, что в больнице номер пятьдесят один нет врача с таким именем, а в четыреста втором кабинете принимает ортопед:
Кто ты? Кто ты, черт побери? Ты врал мне все про свою работу, гад! Я думал, ты мне друг, а ты… Не звони мне больше! И не приходи! И я к тебе больше не приду! Друг называется! Враль несчастный!
Не дожидаясь конца тирады, молодой человек аккуратно положил трубку и, почесав заросшую щетиной щеку, сладко зевнул и, шлепая босыми ногами по паркету, отправился спать.
Ночь 12.
Кажется, ко мне снова приходил Гиппократ. Один, без своего коллеги. Это был он, судя по запаху гнили и какой-то пакости, прилипшей к подошвам изношенных ботинок, по желтому не стираному халату, по заскорузлым морщинистым рукам. Но судить было сложно, потому что у мужчины, неподвижно стоящего возле моей кровати и одетого, как врач, была отрезана голова. И ее нигде поблизости не было видно. На шею, выдававшуюся из плеч сантиметра на четыре, была наложена белоснежная давящая повязка, выполненная рукой опытного специалиста. Она немного пропиталась сукровицей, но, так или иначе, кровотечение было остановлено. Гиппократ, или кто бы то ни был, стоял совсем тихо и даже не двигался. Его мерзкий запах начал меня раздражать, поэтому я отвернулся к стене и уткнулся лицом в подушку. Запах стал слабее, а через минуту совсем исчез. В тишине комнаты истерично прозвенел комар, а потом я уснул.
День 13.
Странные дела. Сегодня я шел с работы. Затхлый воздух был пропитан удушливыми бензиновыми парами. Мимо проносились машины; по тротуару, а кое-где и через дорогу сновали люди, много людей. Я шел, глядя вперед, и пытался не сталкиваться ни с кем. Никогда не знаешь, какую болезнь можно подцепить от чьей-нибудь потной рубашки. Я аккуратно обходил всех потенциально заразных обывателей, и занятый этим трудоемким и ответственным делом, столкнулся нос к носу с невысоким светловолосым юношей. Тот без причины толкнул меня в грудь, так, что я невольно отшатнулся назад, и закричал: «Враль! Видеть тебя не хочу!». Выплюнув эти обидные и злые слова мне в лицо, он быстрым размашистым шагом двинулся вниз по улице. Тут же обернулся и встретился с моим взглядом. В его глазах читалась боль и обида, и ненависть, и даже страх. Я отряхнул халат и отправился своей дорогой. Удивительно, как тебя на улице может вот так запросто толкнуть и обругать совершенно незнакомый человек. Я долго размышлял, и в результате пришел к выводу, что несмотря на абсурдность ситуации, этого молодого человека я никогда прежде не видел.
День 14.
День прошел удачно, и пациенты были одно только загляденье. Высокий мужчина лет сорока с впечатляющим бельмом на левом глазу. Суровый и молчаливый, он, сгорбившись, терпеливо сидел и ждал, пока я выписывал ему рецепт на тетрациклиновую мазь. Знаю, что лейкома не поддается воздействию лекарств, но мне было так жаль беднягу с его невидящим белым глазом, что я расщедрился и выписал рецепт. Мазь, кстати, можно купить и без него. Но мне было так приятно написать эту пару строчек.
Заходи! Не знал, что ты придешь так рано.
Смущенно переминаясь с ноги на ногу, паренек прошел в коридор и, протянув хозяину квартиры пакет с позвякивающими в нем бутылками, ответил:
Привет! Митя, ты прости, что разбудил! Я вот, пива принес.
Сняв ботинки и безуспешно поискав взглядом тапочки, гость прошел на кухню. Усевшись на колченогую табуретку, он переводил взгляд со смущенного лица своего друга на обшарпанные стены и потолок, испещренный влажными пятнами, на липкий от грязи пол, на ветхую мебель. Квартира нуждалась в ремонте. Бедность обитающего в ней человека была настолько явной, что гостю захотелось извиниться за то, что у самого у него дома порядок, потолок регулярно белят и пол в кухне моют. Но рука друга мягко опустилась на его плечо, юноша в белом халате обезоруживающе улыбнулся и сказал, извиняясь:
Прости, что бардак такой. У нас, врачей, другие заботы.
Неловкость быстро покинула обоих, и друзья принялись пить пиво и обсуждать насущные проблемы. Прошло несколько часов. Уходя, светловолосый гость спросил:
Митя, а в какой больнице ты работаешь? У матери плохо с глазами, так она просила узнать.
В пятьдесят первой. Пусть приходит, записывается на прием. Садовский Дмитрий Алексеевич. Четыреста второй кабинет. Запомнил?
Покивав головой, молодой человек пожал другу руку и ушел.
Дмитрий Алексеевич Садовский вновь отправился на кухню и уселся там, подперев голову рукой. Вечером зазвонил телефон. Связь была плохой, но это не помешало ему понять, что звонивший был зол и растерян. Срывающимся голосом он сообщил, что в больнице номер пятьдесят один нет врача с таким именем, а в четыреста втором кабинете принимает ортопед:
Кто ты? Кто ты, черт побери? Ты врал мне все про свою работу, гад! Я думал, ты мне друг, а ты… Не звони мне больше! И не приходи! И я к тебе больше не приду! Друг называется! Враль несчастный!
Не дожидаясь конца тирады, молодой человек аккуратно положил трубку и, почесав заросшую щетиной щеку, сладко зевнул и, шлепая босыми ногами по паркету, отправился спать.
Ночь 12.
Кажется, ко мне снова приходил Гиппократ. Один, без своего коллеги. Это был он, судя по запаху гнили и какой-то пакости, прилипшей к подошвам изношенных ботинок, по желтому не стираному халату, по заскорузлым морщинистым рукам. Но судить было сложно, потому что у мужчины, неподвижно стоящего возле моей кровати и одетого, как врач, была отрезана голова. И ее нигде поблизости не было видно. На шею, выдававшуюся из плеч сантиметра на четыре, была наложена белоснежная давящая повязка, выполненная рукой опытного специалиста. Она немного пропиталась сукровицей, но, так или иначе, кровотечение было остановлено. Гиппократ, или кто бы то ни был, стоял совсем тихо и даже не двигался. Его мерзкий запах начал меня раздражать, поэтому я отвернулся к стене и уткнулся лицом в подушку. Запах стал слабее, а через минуту совсем исчез. В тишине комнаты истерично прозвенел комар, а потом я уснул.
День 13.
Странные дела. Сегодня я шел с работы. Затхлый воздух был пропитан удушливыми бензиновыми парами. Мимо проносились машины; по тротуару, а кое-где и через дорогу сновали люди, много людей. Я шел, глядя вперед, и пытался не сталкиваться ни с кем. Никогда не знаешь, какую болезнь можно подцепить от чьей-нибудь потной рубашки. Я аккуратно обходил всех потенциально заразных обывателей, и занятый этим трудоемким и ответственным делом, столкнулся нос к носу с невысоким светловолосым юношей. Тот без причины толкнул меня в грудь, так, что я невольно отшатнулся назад, и закричал: «Враль! Видеть тебя не хочу!». Выплюнув эти обидные и злые слова мне в лицо, он быстрым размашистым шагом двинулся вниз по улице. Тут же обернулся и встретился с моим взглядом. В его глазах читалась боль и обида, и ненависть, и даже страх. Я отряхнул халат и отправился своей дорогой. Удивительно, как тебя на улице может вот так запросто толкнуть и обругать совершенно незнакомый человек. Я долго размышлял, и в результате пришел к выводу, что несмотря на абсурдность ситуации, этого молодого человека я никогда прежде не видел.
День 14.
День прошел удачно, и пациенты были одно только загляденье. Высокий мужчина лет сорока с впечатляющим бельмом на левом глазу. Суровый и молчаливый, он, сгорбившись, терпеливо сидел и ждал, пока я выписывал ему рецепт на тетрациклиновую мазь. Знаю, что лейкома не поддается воздействию лекарств, но мне было так жаль беднягу с его невидящим белым глазом, что я расщедрился и выписал рецепт. Мазь, кстати, можно купить и без него. Но мне было так приятно написать эту пару строчек.
Страница
8 из 9
8 из 9
