32 мин, 11 сек 11615
Эта бестия с самого начала беспокойная. Ее ж вопреки священнику похоронили. Но в те времена, кто попа послушает? А он настоять не смог. Вот и положили ее в освященную землю.
— Вы хотите сказать?
— Ага. Сама на себя руки наложила. Жених ее, взял, и на ее же подруге женился. Вот, Настька с горя-то, и сунула голову в петельку. Только не упокоилась ее душа. Сначала просто по ночам рыдала. А потом, начала за молодыми мужчинами охотиться. Тебе для жизни еда нужна ведь? Вот и ей нужна. Но не картошка с колбасой, а жизненная сила.
— А в молодых ее больше, — устало сказал я, с силой протирая ладонями лицо.
— Именно так.
— Я читал, но думал сказки все это. Их называют… ммм… — я замялся.
— Суккубы8, — подсказал сторож
— Да, суккубы!
Я схватился за голову, и коротко простонал:
— Что же делать?
— Икону бы тебе. Освященную. Библия, святая вода, кресты… А главное — вера! Только так.
— Вы так много знаете о них?
Сторож улыбнулся.
— Еще бы. Я семинарию окончил.
— Так вы священник? — обрадовался я.
Сторож виновато развел руками.
— Расстрига. Так что, от меня тебе помощи не дождаться.
— Но, ведь вы знаете молитвы, и все такое! — с надеждой простонал я.
Он покачал головой, и грустно посмотрел прямо мне в глаза.
— Главное — вера. А ее-то у меня и нет. За что и расстался с возложенным саном. Потому и сторожу кладбище.
Он встал, отряхнулся, ободряюще хлопнул меня по плечу.
— Придется тебе самому, парень. Уж извини. Пойдем, провожу до выхода. Надо мной, у нее власти нет.
Первым делом, я обогнул дом, и забежав к другому крыльцу, постучал в дверь.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Гирт. — Зайдете на чаек?
— Извините, мне некогда, — лихорадочно ответил я. Простите пожалуйста, у вас, случайно, нет Библии?
Он удивленно посмотрел на меня, но воспитание удержало от едкого ответа.
— Есть. Я ведь, в некотором смысле, верующий. Но библия у меня лишь католическая, так называемая нова вульгата9.
— Вы не могли бы мне ее одолжить? Мне очень-очень нужно! — умоляюще произнес я, с тревогой косясь на заходящее солнце.
Гирт скрылся в доме. Каждая минута ожидания, сейчас казалась вечностью. Я не переставая оглядывался, боясь, что сейчас то, что я видел на кладбище, подкрадывается сзади, оскалив жаждущие горячей плоти клыки.
— Вот, лудзу10, — он протянул мне небольшой пухлый томик в строгой черной обложке, с вытесненным крестом. — Оставь себе. У меня есть еще, а тебя она может привести к Богу.
— Спасибо! Большое спасибо! — выкрикнул я уже на бегу, прижимая к груди ценный подарок.
Я запер все двери и окна. Уверенности в том, что поступаю правильно не было. Лишь отрывочные воспоминания из далекой юности, когда я как многие подростки увлекался мистикой и религией.
Осторожно отделяя страницы от корешка, я лепил их на двери и окна так, что б не оставалось ни малейшей щелки. Снял со стены оставленное хозяином, или прежним съемщиком, распятие. Притащил с кухни все ножи и вилки, что удалось найти, и забился в дальний угол комнаты. Теперь я мог только ждать, и надеяться, что не ошибся.
Минутная стрелка на часах, медленно ползла по кругу. Скоро десять. Время, когда домой приходила Настя.
Ровно в десять, раздался знакомый стук в дверь. Я замер. Сердце остановилось, по позвоночнику разлился обжигающий холод.
— Дорогой, почему ты не торопишься открыть мне дверь? — раздался Настин голос. Настолько беззаботный и веселый, что я даже подумал: а не было ли произошедшее на кладбище, дурацким миражом, от теплового удара? Я начал вставать, намереваясь открыть дверь, но выпавшее из рук распятие, громким стуком, привело в чувство. Я потряс головой отгоняя наваждение.
— Уходи! Я знаю кто ты!
Из-за дверей раздался мерзкое хихиканье, совсем не похожее на Настин смех.
— Да? И кто же я?
— Кто же я? Кто же я? Кто же я? Кто же я? — эхом прокатилось, раздаваясь с потолка, от окон, из углов, и из-под пола, точно сама комната заговорила кривляющимися голосами, произносящими три простых слова, каждое на свой лад.
— Суккуб! — выкрикнул я. — Ты суккуб! Изыди, нечисть!
— Значит я нечисть? Значит мало наслаждения ты испытал в моих объятиях? Разве нечисть может быть такой нежной и страстной? И разве ты не хочешь, снова испытать всю радость моих поцелуев?
— Изыди!
— Какой ты стал противный! — в голосе уже мало напоминающим Настин, послышались обиженные нотки. — Ладно, все равно ты мне наскучил. Я так и так собиралась с тобой заканчивать!
Зашуршало. Кожа на всем теле покрылась мурашками размером с хорошую фасолину, когда листы библии, начали отклеиваться от дверного проема, и стремительно падать на пол, тяжелыми свинцовыми пластами.
— Вы хотите сказать?
— Ага. Сама на себя руки наложила. Жених ее, взял, и на ее же подруге женился. Вот, Настька с горя-то, и сунула голову в петельку. Только не упокоилась ее душа. Сначала просто по ночам рыдала. А потом, начала за молодыми мужчинами охотиться. Тебе для жизни еда нужна ведь? Вот и ей нужна. Но не картошка с колбасой, а жизненная сила.
— А в молодых ее больше, — устало сказал я, с силой протирая ладонями лицо.
— Именно так.
— Я читал, но думал сказки все это. Их называют… ммм… — я замялся.
— Суккубы8, — подсказал сторож
— Да, суккубы!
Я схватился за голову, и коротко простонал:
— Что же делать?
— Икону бы тебе. Освященную. Библия, святая вода, кресты… А главное — вера! Только так.
— Вы так много знаете о них?
Сторож улыбнулся.
— Еще бы. Я семинарию окончил.
— Так вы священник? — обрадовался я.
Сторож виновато развел руками.
— Расстрига. Так что, от меня тебе помощи не дождаться.
— Но, ведь вы знаете молитвы, и все такое! — с надеждой простонал я.
Он покачал головой, и грустно посмотрел прямо мне в глаза.
— Главное — вера. А ее-то у меня и нет. За что и расстался с возложенным саном. Потому и сторожу кладбище.
Он встал, отряхнулся, ободряюще хлопнул меня по плечу.
— Придется тебе самому, парень. Уж извини. Пойдем, провожу до выхода. Надо мной, у нее власти нет.
Первым делом, я обогнул дом, и забежав к другому крыльцу, постучал в дверь.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Гирт. — Зайдете на чаек?
— Извините, мне некогда, — лихорадочно ответил я. Простите пожалуйста, у вас, случайно, нет Библии?
Он удивленно посмотрел на меня, но воспитание удержало от едкого ответа.
— Есть. Я ведь, в некотором смысле, верующий. Но библия у меня лишь католическая, так называемая нова вульгата9.
— Вы не могли бы мне ее одолжить? Мне очень-очень нужно! — умоляюще произнес я, с тревогой косясь на заходящее солнце.
Гирт скрылся в доме. Каждая минута ожидания, сейчас казалась вечностью. Я не переставая оглядывался, боясь, что сейчас то, что я видел на кладбище, подкрадывается сзади, оскалив жаждущие горячей плоти клыки.
— Вот, лудзу10, — он протянул мне небольшой пухлый томик в строгой черной обложке, с вытесненным крестом. — Оставь себе. У меня есть еще, а тебя она может привести к Богу.
— Спасибо! Большое спасибо! — выкрикнул я уже на бегу, прижимая к груди ценный подарок.
Я запер все двери и окна. Уверенности в том, что поступаю правильно не было. Лишь отрывочные воспоминания из далекой юности, когда я как многие подростки увлекался мистикой и религией.
Осторожно отделяя страницы от корешка, я лепил их на двери и окна так, что б не оставалось ни малейшей щелки. Снял со стены оставленное хозяином, или прежним съемщиком, распятие. Притащил с кухни все ножи и вилки, что удалось найти, и забился в дальний угол комнаты. Теперь я мог только ждать, и надеяться, что не ошибся.
Минутная стрелка на часах, медленно ползла по кругу. Скоро десять. Время, когда домой приходила Настя.
Ровно в десять, раздался знакомый стук в дверь. Я замер. Сердце остановилось, по позвоночнику разлился обжигающий холод.
— Дорогой, почему ты не торопишься открыть мне дверь? — раздался Настин голос. Настолько беззаботный и веселый, что я даже подумал: а не было ли произошедшее на кладбище, дурацким миражом, от теплового удара? Я начал вставать, намереваясь открыть дверь, но выпавшее из рук распятие, громким стуком, привело в чувство. Я потряс головой отгоняя наваждение.
— Уходи! Я знаю кто ты!
Из-за дверей раздался мерзкое хихиканье, совсем не похожее на Настин смех.
— Да? И кто же я?
— Кто же я? Кто же я? Кто же я? Кто же я? — эхом прокатилось, раздаваясь с потолка, от окон, из углов, и из-под пола, точно сама комната заговорила кривляющимися голосами, произносящими три простых слова, каждое на свой лад.
— Суккуб! — выкрикнул я. — Ты суккуб! Изыди, нечисть!
— Значит я нечисть? Значит мало наслаждения ты испытал в моих объятиях? Разве нечисть может быть такой нежной и страстной? И разве ты не хочешь, снова испытать всю радость моих поцелуев?
— Изыди!
— Какой ты стал противный! — в голосе уже мало напоминающим Настин, послышались обиженные нотки. — Ладно, все равно ты мне наскучил. Я так и так собиралась с тобой заканчивать!
Зашуршало. Кожа на всем теле покрылась мурашками размером с хорошую фасолину, когда листы библии, начали отклеиваться от дверного проема, и стремительно падать на пол, тяжелыми свинцовыми пластами.
Страница
8 из 10
8 из 10