33 мин, 24 сек 3716
Я вышел из лаборатории, распахнув дверь настежь и, открыв тяжелую дверь камеры, проверил все ли там, в надлежащем порядке. Линдон кричал, как раненый зверь и когда, наконец, смог вырваться, то бросился прямо из лаборатории по коридору. Наш план сработал, когда он оказался в камере, я захлопнул «мышеловку» и включил камеру, чтобы наблюдать за происходящим.
Линдона, видимо, начали мучить головные боли и галлюцинации, он носился по комнате, пока, наконец, не забился в дальний угол и не затих. Он сидел ни на что, не реагируя, ни на звук, ни на яркий свет, когда же профессор пропустил по металлическому полу ток, он просто дернулся и повалился навзничь. Осторожно открыв дверь, я вошел первым, Линдон конвульсивно дрожал, из его рта шла пена, а из глаз и ушей сочилась серая жидкость.
К большому сожалению, «нейрус Гилберта» полностью разрушил его мозг, растворил, словно кислота. Профессор, горестно вздохнув, сообщил, что Линдону нельзя возвращаться в камеру третьего корпуса.
— Я не знаю, сколько он продержится, — Гилберт, закусив нижнюю губу, — но я предусмотрел это. В подвале находится морг и крематорий… нам нужно избавиться от тела, Джон.
— Я понимаю, — я чувствовал, как пот струиться по вискам, — но, как?
— Не переживай, укол в сердце и ты оборвешь его мучения, а потом отвезешь тело в подвал, где сжигают мусор в печи крематория. Ну, думаю, дальше объяснять тебе не стоит.
Я посмотрел в холодные глаза профессора и понял, что отступать слишком поздно, сейчас мне хотелось одного, уехать, но как, же мои документы, работа в больнице, тогда для меня это было все еще важно. Единственное о чем я жалел, что поддался профессору и своей страсти познания. Сделав укол несчастному Линдону, я уложил его тело на металлическую каталку и направился к лифту. Профессор по-отечески похлопал меня по плечу.
— Помни, Джон, достижения науки не проходит по цветочкам и облакам, это кровь и пот, и случаются такие вещи, как смерть. Подумай, что этот человек мог сделать для общества, убить еще кого-нибудь?
Умом я понимал, что Гилберт прав, но моя совесть продолжала кричать и неиствовать, о том, что я поступаю ужасно и рано или поздно наступит расплата. Опустившись в подвал, я включил свет и, повернув газовый кран, зажег печь.
Профессор много работал, писал, может он действительно хотел сделать мир лучше.
— Если это работает на крысах почему не получается на людях? — не понимал я.
— Дело в том Джон, что мозг человека, гораздо сложная штука, чем у крысы или той же обезьяны, думаю, мне придется провести еще несколько опытов на приматах в Истборне, там хорошая лаборатория… Сколько испорченных тел?— вдруг спросил он.
— Трое, вместе с Линдоном четыре, — равнодушно констатировал я, теперь мне было гораздо легче исполнять роль гробовщика. Я стал плохо спать и несколько дней вне общества профессора для меня стали настоящим подарком.
Начиналось лето, но тепла все не было. Холодный ветер с озера не давал долго находиться на берегу. С некоторых пор, когда у меня выдавалось свободное время, я прогуливался там с Джейн, которая, наверняка, благодаря лечению, стала говорить. К ней возвращался рассудок и, казалось, что еще немного, и она навсегда покинет стены Хелингли.
— Я рад, что тебе стало лучше, знаешь, раньше мне казалось, что с таким диагнозом невозможно вылечиться.
— Мне казалось, что я спала. Очень долго спала, доктор Уолтер, — она сжала мою руку, — это вы помогли мне проснуться.
— Я?— непонимающе сведя брови, я покачал головой, — конечно, прогулки на свежем воздухе, придали свежести твоему лицу.
Джейн рассмеялась, и я поймал себя на мысли, что больше она не кажется мне сумасшедшей.
— Мой отец говорил, что доктора, проработавшие в психиатрической клинике, становятся сами немного сумасшедшими.
— Конечно, доктор Уолтер, мы же нашли с вами общий язык, — улыбнулась она и внезапно, сжав мою руку в своей ладони, покраснев, опустила глаза. — Простите, мне пора. Нужно еще покормить детей… — она всхлипнула и, прижав руки ко рту, замотала головой, — я думала, что мне все приснилось, но дети, они, же не умерли, ведь правда, доктор Уолтер.
Я обнял ее, повинуясь странному чувству, мне было жаль эту странную девушку, которую все еще продолжали мучить видения прошлого.
— Все нормально, идем, Джейн, скоро обед.
Профессор Гилберт приехал злой и расстроенный, ему никак не удавалось закончить начатый проект, но отступать он не имел права, как и падать духом. Он много говорил о том, что видимо, пошел не по тому пути, и надолго запершись в кабинете, просматривал и анализировал свои записи. Он был поистине гениальным человеком, для которого не существовало ни каких барьеров для достижения своих целей. Наконец, на исходе четырех суток профессор Гилберт изрек свой вердикт.
Линдона, видимо, начали мучить головные боли и галлюцинации, он носился по комнате, пока, наконец, не забился в дальний угол и не затих. Он сидел ни на что, не реагируя, ни на звук, ни на яркий свет, когда же профессор пропустил по металлическому полу ток, он просто дернулся и повалился навзничь. Осторожно открыв дверь, я вошел первым, Линдон конвульсивно дрожал, из его рта шла пена, а из глаз и ушей сочилась серая жидкость.
К большому сожалению, «нейрус Гилберта» полностью разрушил его мозг, растворил, словно кислота. Профессор, горестно вздохнув, сообщил, что Линдону нельзя возвращаться в камеру третьего корпуса.
— Я не знаю, сколько он продержится, — Гилберт, закусив нижнюю губу, — но я предусмотрел это. В подвале находится морг и крематорий… нам нужно избавиться от тела, Джон.
— Я понимаю, — я чувствовал, как пот струиться по вискам, — но, как?
— Не переживай, укол в сердце и ты оборвешь его мучения, а потом отвезешь тело в подвал, где сжигают мусор в печи крематория. Ну, думаю, дальше объяснять тебе не стоит.
Я посмотрел в холодные глаза профессора и понял, что отступать слишком поздно, сейчас мне хотелось одного, уехать, но как, же мои документы, работа в больнице, тогда для меня это было все еще важно. Единственное о чем я жалел, что поддался профессору и своей страсти познания. Сделав укол несчастному Линдону, я уложил его тело на металлическую каталку и направился к лифту. Профессор по-отечески похлопал меня по плечу.
— Помни, Джон, достижения науки не проходит по цветочкам и облакам, это кровь и пот, и случаются такие вещи, как смерть. Подумай, что этот человек мог сделать для общества, убить еще кого-нибудь?
Умом я понимал, что Гилберт прав, но моя совесть продолжала кричать и неиствовать, о том, что я поступаю ужасно и рано или поздно наступит расплата. Опустившись в подвал, я включил свет и, повернув газовый кран, зажег печь.
Профессор много работал, писал, может он действительно хотел сделать мир лучше.
— Если это работает на крысах почему не получается на людях? — не понимал я.
— Дело в том Джон, что мозг человека, гораздо сложная штука, чем у крысы или той же обезьяны, думаю, мне придется провести еще несколько опытов на приматах в Истборне, там хорошая лаборатория… Сколько испорченных тел?— вдруг спросил он.
— Трое, вместе с Линдоном четыре, — равнодушно констатировал я, теперь мне было гораздо легче исполнять роль гробовщика. Я стал плохо спать и несколько дней вне общества профессора для меня стали настоящим подарком.
Начиналось лето, но тепла все не было. Холодный ветер с озера не давал долго находиться на берегу. С некоторых пор, когда у меня выдавалось свободное время, я прогуливался там с Джейн, которая, наверняка, благодаря лечению, стала говорить. К ней возвращался рассудок и, казалось, что еще немного, и она навсегда покинет стены Хелингли.
— Я рад, что тебе стало лучше, знаешь, раньше мне казалось, что с таким диагнозом невозможно вылечиться.
— Мне казалось, что я спала. Очень долго спала, доктор Уолтер, — она сжала мою руку, — это вы помогли мне проснуться.
— Я?— непонимающе сведя брови, я покачал головой, — конечно, прогулки на свежем воздухе, придали свежести твоему лицу.
Джейн рассмеялась, и я поймал себя на мысли, что больше она не кажется мне сумасшедшей.
— Мой отец говорил, что доктора, проработавшие в психиатрической клинике, становятся сами немного сумасшедшими.
— Конечно, доктор Уолтер, мы же нашли с вами общий язык, — улыбнулась она и внезапно, сжав мою руку в своей ладони, покраснев, опустила глаза. — Простите, мне пора. Нужно еще покормить детей… — она всхлипнула и, прижав руки ко рту, замотала головой, — я думала, что мне все приснилось, но дети, они, же не умерли, ведь правда, доктор Уолтер.
Я обнял ее, повинуясь странному чувству, мне было жаль эту странную девушку, которую все еще продолжали мучить видения прошлого.
— Все нормально, идем, Джейн, скоро обед.
Профессор Гилберт приехал злой и расстроенный, ему никак не удавалось закончить начатый проект, но отступать он не имел права, как и падать духом. Он много говорил о том, что видимо, пошел не по тому пути, и надолго запершись в кабинете, просматривал и анализировал свои записи. Он был поистине гениальным человеком, для которого не существовало ни каких барьеров для достижения своих целей. Наконец, на исходе четырех суток профессор Гилберт изрек свой вердикт.
Страница
6 из 10
6 из 10