Грань

Я вышел из лаборатории, распахнув дверь настежь и, открыв тяжелую дверь камеры, проверил все ли там, в надлежащем порядке. Линдон кричал, как раненый зверь и когда, наконец, смог вырваться, то бросился прямо из лаборатории по коридору. Наш план сработал, когда он оказался в камере, я захлопнул «мышеловку» и включил камеру, чтобы наблюдать за происходящим.

Линдона, видимо, начали мучить головные боли и галлюцинации, он носился по комнате, пока, наконец, не забился в дальний угол и не затих. Он сидел ни на что, не реагируя, ни на звук, ни на яркий свет, когда же профессор пропустил по металлическому полу ток, он просто дернулся и повалился навзничь. Осторожно открыв дверь, я вошел первым, Линдон конвульсивно дрожал, из его рта шла пена, а из глаз и ушей сочилась серая жидкость.

К большому сожалению, «нейрус Гилберта» полностью разрушил его мозг, растворил, словно кислота. Профессор, горестно вздохнув, сообщил, что Линдону нельзя возвращаться в камеру третьего корпуса.

— Я не знаю, сколько он продержится, — Гилберт, закусив нижнюю губу, — но я предусмотрел это. В подвале находится морг и крематорий… нам нужно избавиться от тела, Джон.

— Я понимаю, — я чувствовал, как пот струиться по вискам, — но, как?

— Не переживай, укол в сердце и ты оборвешь его мучения, а потом отвезешь тело в подвал, где сжигают мусор в печи крематория. Ну, думаю, дальше объяснять тебе не стоит.

Я посмотрел в холодные глаза профессора и понял, что отступать слишком поздно, сейчас мне хотелось одного, уехать, но как, же мои документы, работа в больнице, тогда для меня это было все еще важно. Единственное о чем я жалел, что поддался профессору и своей страсти познания. Сделав укол несчастному Линдону, я уложил его тело на металлическую каталку и направился к лифту. Профессор по-отечески похлопал меня по плечу.

— Помни, Джон, достижения науки не проходит по цветочкам и облакам, это кровь и пот, и случаются такие вещи, как смерть. Подумай, что этот человек мог сделать для общества, убить еще кого-нибудь?

Умом я понимал, что Гилберт прав, но моя совесть продолжала кричать и неиствовать, о том, что я поступаю ужасно и рано или поздно наступит расплата. Опустившись в подвал, я включил свет и, повернув газовый кран, зажег печь.

Профессор много работал, писал, может он действительно хотел сделать мир лучше.

— Если это работает на крысах почему не получается на людях? — не понимал я.

— Дело в том Джон, что мозг человека, гораздо сложная штука, чем у крысы или той же обезьяны, думаю, мне придется провести еще несколько опытов на приматах в Истборне, там хорошая лаборатория… Сколько испорченных тел?— вдруг спросил он.

— Трое, вместе с Линдоном четыре, — равнодушно констатировал я, теперь мне было гораздо легче исполнять роль гробовщика. Я стал плохо спать и несколько дней вне общества профессора для меня стали настоящим подарком.

Начиналось лето, но тепла все не было. Холодный ветер с озера не давал долго находиться на берегу. С некоторых пор, когда у меня выдавалось свободное время, я прогуливался там с Джейн, которая, наверняка, благодаря лечению, стала говорить. К ней возвращался рассудок и, казалось, что еще немного, и она навсегда покинет стены Хелингли.

— Я рад, что тебе стало лучше, знаешь, раньше мне казалось, что с таким диагнозом невозможно вылечиться.

— Мне казалось, что я спала. Очень долго спала, доктор Уолтер, — она сжала мою руку, — это вы помогли мне проснуться.

— Я?— непонимающе сведя брови, я покачал головой, — конечно, прогулки на свежем воздухе, придали свежести твоему лицу.

Джейн рассмеялась, и я поймал себя на мысли, что больше она не кажется мне сумасшедшей.

— Мой отец говорил, что доктора, проработавшие в психиатрической клинике, становятся сами немного сумасшедшими.

— Конечно, доктор Уолтер, мы же нашли с вами общий язык, — улыбнулась она и внезапно, сжав мою руку в своей ладони, покраснев, опустила глаза. — Простите, мне пора. Нужно еще покормить детей… — она всхлипнула и, прижав руки ко рту, замотала головой, — я думала, что мне все приснилось, но дети, они, же не умерли, ведь правда, доктор Уолтер.

Я обнял ее, повинуясь странному чувству, мне было жаль эту странную девушку, которую все еще продолжали мучить видения прошлого.

— Все нормально, идем, Джейн, скоро обед.

Профессор Гилберт приехал злой и расстроенный, ему никак не удавалось закончить начатый проект, но отступать он не имел права, как и падать духом. Он много говорил о том, что видимо, пошел не по тому пути, и надолго запершись в кабинете, просматривал и анализировал свои записи. Он был поистине гениальным человеком, для которого не существовало ни каких барьеров для достижения своих целей. Наконец, на исходе четырех суток профессор Гилберт изрек свой вердикт.