Наташа

Олеся улыбнулась и завела двигатель.

— Не важно ты выглядишь, — сказала она. — Давно тебя таким не видела.

— Никогда не думал, что можно до такой степени не высыпаться.

— Что мешает?

— Не поверишь. Кошмары.

— Сэр, кто вы? — она прикоснулась к моему лбу. — Может, ты заболел?

— Надеюсь, — сказал я, зевнув. — Искренне надеюсь.

Священник нахмурился, когда мы спросили его об их садовнике Панине, и вскоре выяснилось, почему. На самом деле Панин только числился рабочим. Сад в церкви не был таким уж большим и не нуждался в садовнике. Все делали священнослужители, среди которых эстета кино не было. Священник долго не хотел идти на контакт, но вскоре все-таки сказал, где мы сможем найти Панина.

Олеся остановила машину возле маленькой избушки на краю деревни. Окна дома были настолько низкими, что мне пришлось нагнуться, чтобы постучаться. Во дворе залаяла дворняга, и через мгновение послышалось шарканье шагов. Калитка открылась, и в проеме показался скрюченный старик в фуфайке и трико. Из подбородка его росла жидкая, но довольно длинная бородка. Из под нижней губы торчал желтый прокуренный зуб. Он спросил, что нам нужно.

— Вы — Панин Юрий? — спросил я, хотя уже узнал его черты.

— Смотря, кто его спрашивает, — пробубнил он в ответ.

Я представился и объяснил причину нашего визита. Маленькие, глубоко посаженные глазки забегали из стороны в сторону при упоминании о фильме и Лаврецком. Опустив голову, он все же пригласил нас в дом.

— Дом забросили, — объяснял он. — Окна повыбивали. Я довел до ума. С тех пор живу тут.

Внутри пахло старыми вещами. Я осмотрелся. Здесь была лишь одна комната с чрезвычайно низкими потолками. В углу стояла кровать, заправленная коричневым пледом. На столе у окна лежало «Евангелие». Стены дома были просто завешаны иконками. Я насчитал четыре распятия.

— Почему вы ушли из семьи? — спросил я.

— Я не хочу об этом говорить, — спрятав взгляд, проговорил он. — Можете спрашивать меня о Лаврецком, о фильме — я помогу. Семью оставьте в покое.

Я принялся расспрашивать его о Лаврецком. По большому счету меня эти вопросы уже мало интересовали. Я хотел спросить его о НЕЙ. Шестое чувство же подсказывало пока не делать этого. Панин воспринял вопрос о семье (вопрос пробный: я прощупывал его) в штыки. А значит начинать разговор о Наташе в самом начале также не стоит. Как я и догадывался, он всеми способами избегал упоминания о ней. Через какое-то время мне все же удалось подобраться к щекотливой теме, и я осторожно спросил:

— А что случилось потом с главной героиней? — я щелкнул пальцами.

Олеся окинула меня недоверчивым взглядом.

— С Наташей?

— Да. Она ведь также пропала через какое-то время?

— Я не знаю, что с ней случилось, — он встал со стула. — Я думаю, что вам нужно идти. Я не хочу ворошить прошлое.

— А мне кажется, что это вы перерезали горло бедняге Коняеву, — сказал вдруг я.

Олеся опешила от подобных слов. Я и сам не ожидал такого от себя. Подозрения, конечно, были. Но ничего существенного. Просто мне вдруг ужасно захотелось вывести старика на чистую воду.

— Дима! — возмутилась Олеся.

— Уходите немедленно.

— Что вы с ней сделали? Убили девчонку, а потом передушили друг друга, да?

— Вы понятия не имеете, о чем говорите, — сказал он. — Прошу вас, уходите.

— Я выведу вас на чистую воду, обещаю, — не унимался я. — Я это просто так не оставлю.

Олеся схватила меня за руку и потащила к выходу. Старик открыл передо мной дверь. Я остановился и посмотрел ему в глаза. Он спрятал взгляд. Панин схватил меня за руку и хотел вытолкнуть, но вдруг одернул руку, словно ошпаренный кипятком.

— Бросьте это дело, — сказал он вдруг.

— За последние два дня вы уже третий, кто мне это говорит, — провозгласил я.

— Она и вас погубит. Она не человек, поймите.

— Я выведу вас всех на чистую воду, — повторил я свою пустую угрозу.

Старик хлопал испуганными глазами. Я усмехнулся и плюнул на пол.

— Великие люди, — сказал я. — Еще Богом прикрываются.

— Пойдем! — Олеся резко дернула меня за руку.

Мы вышли на улицу и пошли к машине.

— Что с тобой? — со злостью спросила она.

— Ничего! — огрызнулся я.

Мы выехали.

— Олесь, я свою копию фильма случайно стер, — сказал я, когда мы приехали назад. — Скинь мне свою на диск.

— Еще не насмотрелся? — спросила она.

Мы поднялись в ее квартиру. Пока она делала копию, я сел на диван, заваленный мягкими игрушками.

— Может, кофе? — крикнула она из кухни.

— Чтобы я еще меньше спал? Давай.

Я зашел на кухню. Олеся доставала чашки из верхней полки. Я подошел к ней сзади и обнял. Она замерла.