Срок годности

А в другом конце… оттуда она и сбежала, там кухня… и твари. И то, что осталось от Рыбоглаза. Идти туда? Нет! Идти вперед? Где тоже твари, много разных тварей? Нет! Оставаться на месте? Да, да, только это. Надо запереться и ждать. Конечно, ждать, ведь Павел не сможет быть снаружи вечно, он обязательно войдет в кафе…

Валины наручные часы показывали одно время, настенные часы в комнате с одеждой показывали совсем другое время. Непонятно было, какие часы врут и сколько прошло времени — час или четыре часа. Валя ждала каких-нибудь изменений — что послышатся шаги. Что послышится голос. Что появится Павел.

Но Валя ждала и того, что под закрытой дверью проползет, сплющившись, попискивая, толстая розовая личинка. Один скачок — и эта гадость уже на Вале…

От нечего делать Валя переоделась в форму официантки. Смотрела на себя в зеркало. Вишневое кимоно было ей к лицу, хотя и не совсем по фигуре — великовато. И палочки себе в волосы Валя тоже воткнула, сделав свободный пучок на затылке. Даже красиво. Переодевшись, постояв перед зеркалом, Валя убила не так уж мало времени, но — когда придет Павел? Когда вообще что-нибудь изменится? В какую минуту сюда проникнет розовая жижа, белая пленка, толстая личинка, другая какая-нибудь гадость?

Как же хотелось позвонить! Впервые в жизни Вале так сильно, до настоящих судорог хотелось схватиться за телефон — и позвать на помощь, услышать голос… Непонятно, почему Рыбоглаз сам был без мобильного, и у Вали его отняли еще в машине.

«Но постойте, ведь должен быть телефон в кафе, как же без телефона! В кабинете менеджера должен быть — и в зале»…

Это значило — все же надо самой куда-то идти. Ведь можно просто пройти мимо кухни, пробежать, проскочить! А в зале уже безопасно, там Рыбоглаз все убрал… Зря она теряла время, все эти часы — два или четыре — вся эта гадость наверняка бурно размножалась, расползалась…

Валя все-таки решилась. Вышла из безопасной комнаты. Прижалась к двери. Быстрый взгляд налево. Быстрый взгляд направо. Чисто.

До двери в кухню Валя почти долетела. И на лету застыла, как вкопанная.

Дверь была распахнута. Дверь была облеплена, густо облеплена розовыми личинками. Так в огороде картошки, бывает, не видно из-за колорадского жука, а здесь не видно было двери… Много личинок. Много присосок. Много маленьких голубых глаз с длинными ресницами. Будто бы дверь во все глаза уставилась на Валю. На картинке было бы красиво, мило и смешно. Ну только чуть-чуть противно из-за толстых влажных личиночных тел.

Валя отмерла — но не двигалась. Инстинкты запутались, разум потерялся. Она была дивно легкой добычей.

Наконец Валя пошевелилась. Она обернулась. Зажмурилась.

Нет, коридор не был чист. И сверху, и сзади, и справа, и слева — смотрели голубые глаза личинок, желтели жадные присоски… Тогда инстинкт и очнулся, и бросил Валю — прямо в кухню, она пролетела в сантиметре от облепленной личинками двери, но ни одна не успела прыгнуть ан девушку… Валя успела.

Рыбоглаза в кухне уже не было. Были только его… остатки. На разделочном столе лежали его глаза. Большие. Круглые. И уже не бесцветные. Красные. Вишневые, под цвет форменного кимоно Вали. И не мертвые. Живые! Блестящие. Два живых шарика, которые смотрели прямо на Валю, прямо в ее остекленевшие, застывшие глаза.

Эти глаза, не двигаясь, только глядя, сделали Вале важную операцию — страх смерти в ней сменился на совсем другой страх, намного больший. И этот страх сломал инстинкт самосохранения, Валя застыла, Валя стояла, как столб, Валя так бы и ждала, пока первая личинка сползет с двери, приползет к ней, заползет на нее, крепко и с чувством присосется… а глаза Петра так бы и смотрели молча на нее со стола…

Но Валя взвизгнула и подскочила от неожиданности, когда ее схватили за ногу. Не дотронулись — схватили, пятью человеческими пальцами, сильными, только холодными…

Это была рука Рыбоглаза. Только рука. Она была одна, но силы в ней оказалось много — рука дернула Валю, Валя упала, а дальше…

Валя кричала, дергалась, а рука — рука переместилась на спину и прижала — непонятно, как, но прижала! — девушку к полу, не давая подняться, а глаза Рыбоглаза покатились по столу, упали на пол, покатились к Вале…

Она чувствовала их прикосновение. Немного влажное. Прохладное. Потом острая, резкая боль — будто ее чем-то насквозь проткнули и сразу обожгли — и все, темно.

Валя шла по коридору. Оглушенная, не в себе, но и не в панике. В коридоре часто появлялась всякая разная мерзость — толстые глазастые личинки, иногда сдвоенные, иногда строенные, летучие, прилипчивые бледные пленки, пищащие, незаметно и быстро растекающиеся по полу розовые лужицы с безумным запахом, плоские длинные розовые ленты… они появлялись, как предупреждал Рыбоглаз, за спиной, сверху, снизу, сбоку… неожиданно, из ниоткуда…

Но они появлялись все-таки не все сразу, по одной твари, и Валя успевала их заметить и уничтожить.