Исповедь

Главное: спустить пар, не дать возможности сорваться на любимом человеке. Брать трубку не буду — не охота в очередной раз выслушивать упреки в недостатке внимания и подмене семьи работой. Рядом с включенной лампой стоит фляжка коньяка. Что-то мы потеряли в сегодняшних отношениях, в сегодняшней жизни. Что-то, бывшее раньше. Надо обязательно найти. Может это поможет. Добавлю и пойду.

Жена бросает трубку, ощущая себя ужасно одинокой и беззащитной. Беззащитной перед сгущающейся темнотой, перед жутковатым светом уличных фонарей, перед стуком дождя. Тьма становится все гуще, толщее, скрывая окружающие предметы кухни, оставляя коридор для отступления. Супруга вскакивает из-за стола, спотыкаясь, бежит в прихожую.

Тишина давит сильнее темноты. Хочется наполнить квартиру звуками, чтобы разбить темноту, чтобы сломать ощущение, что ты один в мире: музыка, речь, треск ломающегося дерева, звон разбиваемого стекла.

Хватает прислоненный к стене кусок стального уголка, разносит висящую лампочку, со всего маха врезает по зеркалу на стене, снова снова снова снова снова снова снова снова снова снова снова снова снова и снова, бьет по прихожей, оставляя вмятины, раз за разом раз за разом раз за разом раз за разом раз за разом раз за разом раз за разом раз за разом раз за разом раз за разом раз за разом раз за разом раз за разом.

бегства в надежде уйти от неизбежного

чем явственнее приходит ощущение неизбежности неизбежного неизбежности неизбежного неизбежности неизбежного неизбежности неизбежного неизбежности неизбежного неизбежности неизбежного, тем отчетливее за звоном разбиваемого стекла слышится звук наполняющейся ванны, тем явственнее за музыкой воды проступает трапезная песнь бритвы.

Кончается не только белая полоска, но и сама гравийная дорожка, мост обрывается пропастью — падением в наполненную до краев ванну.

Только сейчас замечаю звук капающей из крана воды. Жидкость собирается на ободке, набухает каплей и устремляется вниз. По поверхности воды расходятся круги. Капли падают через одинаковые промежутки времени, ведя отсчет, будто метроном.

Лучом фонарика рыщу около ванны, пока не нахожу смятую упаковку таблеток. Перевожу свет на лицо жены. Представляю, как она, превознемогая боль, заливаясь слезами, уродовала лицо бритвой, в бессилии, злобе и обиде пытаясь причинить себе максимальную боль. Намокшие желтые волосы покоятся на поверхности воды, немного покачиваясь из стороны в сторону. Лицо жены — темное в свете фонарика, окаймленное желтыми волосами — напоминает подсолнух.

Траурная церемония.

Лицо — цветы.

Ванна — гроб.

Капающая вода — метроном.

Не хватает только процессии.

Стены, раковина, кран, зеркало, корзина для грязного белья, стиральная машина, крючки на двери закручиваются во все убыстряющемся хороводе. Соседи из смежных квартир прячутся — одни приникли ухом к стене, другие к потолку и полу — внимательно слушают, подглядывают в вентиляционное отверстие, не испытывая ни малейшего желания помочь.

Кто-то должен подойти и подсказать как действовать. Ведь я снова такой маленький, я будто ребенок, я не знаю что делать.

Вожу по кафельной плитке лучом фонарика. Из стороны в сторону, сверху — вниз, снизу — вверх, справа — налево, слева — направо. Причудливый узор плитки складывается в лабиринт. Пытаюсь найти выход. Сверху — вниз, снизу — вверх, справа — налево, слева — направо.

Снимаю с запястья часы. Тяжелые, с кожаным ремешком, позолоченной застежкой. На циферблате: двенадцать цифр, текущая дата, вечный календарь, неразбиваемое стекло, возможность погружения на глубину до пятидесяти метров. Солидно. Часы могут быть на мобильнике, на фотоаппарате, на холодильнике, в телевизоре, но каждый уважающий себя мужчина обязан носить на руке часы. Маленькая стрелка между двойкой и тройкой, большая на одиннадцати, секундная бежит так, что невозможно определить, где она в данный момент. Без десяти три. Без десяти три — это значит пятьдесят минут второго. Пятьдесят минут второго — это значит до трех осталось десять минут. Это значит до полудня еще пятьсот пятьдесят минут. Это значит до полуночи больше двадцати одного часа. Это значит до восхода солнца почти три часа. Это значит света ждать еще долго.

Темнота облизывает тело слизким языком, заключая в кокон. Слеза скатывается по правой щеке. Стены ванной бесшумно раздвигаются, делая ее бесконечной. Окружающие предметы исчезают. Ванна с умершей женой растворяется в черной пустоте. Сто шагов вправо, двести назад — никакой разницы. В отдалении слышу Ее приближающийся, самодовольный смех, перемешивающийся с отсчетами метронома-крана.

Сажусь на пол. Сжимаю в руке часы. Пытаюсь в темноте разглядеть время.

Секунды складываются в минуты, минуты в часы, прежде чем понимаю — не успел.

Бегу.

Справа проносятся колонны железнодорожной платформы.