Лаз в преисподнюю

— А, ты об этом. Да, есть такой нюанс: когда пересекаешь грань, время скачкообразно смещается, иногда на минуту вперёд, иногда на полчаса. Там, около «Островной» мне пришлось пять минут ждать твоего возвращения, а для тебя всё произошло мгновенно, ведь так?

— Гонишь? Но тогда же это настоящая машина времени! — возбуждённо воскликнул Балашов. — Совершив множество переходов, можно проникнуть в будущее!

— Не кипишуй, — остудил его пыл студент. — Моих наблюдений недостаточно, чтобы сделать вывод, как тут время связано с пространством. Иной раз часы прыгают назад. Возможно, скачки туда и обратно компенсируют друг друга, и всё держится в пределах какого-нибудь интервала, как знать? Тебе же не хочется потратить полжизни, чтобы всего раз заглянуть на двадцать лет вперёд? В таком случае, летаргия — такая же машина времени, и даже лучше, потому что не требует усилий.

Разговаривая, Балашов и Канонов, подошли к подворотне, около которой расположилась «скульптурная» композиция «Серебристый седан и испуганный пешеход»: переднее колесо машины въехало в лужу на обочине, подняв ворох брызг, теперь в неподвижности повисших в воздухе. Однако в ближайшем будущем они неизбежно должны были окатить с ног до головы стоявшего на тротуаре пешехода, даже несмотря на тщетную попытку последнего отскочить в сторону, прикрывшись кейсом в руке. Живописная поза пешехода вызывала улыбку и удивление, поскольку противоречила закону гравитации: никакой объект во вселенной не смог бы сохранить равновесие в подобном положении. Но Балашов понимал, что наблюдает стоп-кадр момента движения, хотя его весёлости это не убавило.

Тем временем Канонов приблизился к пешеходу.

— Помнишь точное время, когда ты прошёл через портал? — спросил он Балашова.

— Да, было без четверти двенадцать.

— У этого мужика на часах без семи минут. Итого, ты провёл в этом измерении восемь минут внешнего времени. Сколько на твоих часах?

Балашов достал мобильник.

— Ноль часов двадцать семь минут.

— Разница сорок две минуты. Выводы делай сам, — заключил студент.

— Послушай, — сказал Балашов, мысли которого уже обратились на другое. — А ты можешь снять с него часы, например?

— Фи, какие низменные у тебя порывы, старичок.

— Да на черта мне его часы! Ты физически можешь на него воздействовать?

— Моей псевдоподружке Яне я же как-то свинтил шею, помнишь? Странно, что ты заинтересовался этим, когда увидел дорогие часы — золотые, походу? А вообще, тут наблюдается любопытная закономерность: если объект долгое время не меняет положения в пространстве — как эти тротуары или стены домов — воздействовать на него практически невозможно. А вот если он перемещается, как, например, люди, тогда вот, смотри…

Студент Канонов осторожно погрузил ладонь руки прямо в грудную клетку застывшего пешехода. При этом внутренние органы пешехода засияли изнутри. Стали отчётливо видны лёгкие, печень, сердце, желудок, трахеи, кровеносные сосуды, в цвете и объёме, омерзительные в своём натурализме, как будто этот человек внезапно превратился в одно из тех удивительных прозрачных существ, что иной раз встречаются в глубинах мирового океана.

— Если я лёгонько сдавлю его сердце вот так, — продолжал демонстрацию Канонов, сжимая в ладони сердце пешехода, — то с этим мужиком потом наверняка случится приступ, даже сознание может потерять. Вырвать сердце из груди у меня не получится, оно просочится сквозь мои пальцы. Но в этом случае переданный импульс позже разорвал бы сердце изнутри.

Студент осторожно, чтобы ничего не повредить, вытащил ладонь из груди пешехода, положив конец световому шоу.

— Теперь тебе понятно, как я свернул шею проекции синиза? — спросил он, оборачиваясь к Балашову.

Но того позади не оказалось — ни рядом, ни где-либо ещё.

Балашов бесследно пропал.

Пока Канонов демонстрировал воздействие на замороженные объекты, кто-то сзади ухватил Балашова за горло и, зажав рукой рот, чтобы он не закричал, оттащил за угол в подворотню. Там его отпустили. Возмущённый подобным обращением, Балашов отпрыгнул назад и принял боксёрскую стойку. К немалому его изумлению, похитителем оказался сам студент Канонов, который теперь старался его утихомирить, миролюбиво выставив перед собой раскрытые ладони рук:

— Всё, всё, успокойся. Я должен был вырвать тебя из лап синиза! Другого способа не было. И послушайся меня, давай поспешим, иначе он нас опередит!

— Что? О чём ты говоришь? Как ты это сделал?

— Объяснения потом. Просто поверь, тот парень — не я, не настоящий я. Это ещё одна проекция синиза. Я незаметно следовал за вами и слышал всё, о чём он тебе рассказал. Почти всё — правда, за исключением того, кто он на самом деле. Приняв мою внешность, он втёрся к тебе в доверие, чтобы ты вернул книгу именно ему. Но сначала он хочет уничтожить меня.