Гибель Вавилона

Довольно! Я не собираюсь ждать еще одной голодной смерти в трущобах. Я достаточно отдал. Пора мне и взять свое! Кто решил за нас нашу судьбу? Кто дал им право вершить судьбами? Никто. «Человек» звучит гордо лишь на бумаге! Мы хуже собак.

Проповедь продолжалась около часа. Иван заметил кое-что интересное. Все в зале слушали оратора, раскрыв рты. И что бы он ни говорил, его слова встречали овациями и криками одобрения. Спустя десять минут с тех пор, когда они зашли, Коротков и сам смотрел на трибуну с блеском в глазах и, как показалось Ивану, шепотом повторял за говорившим.

Нельзя было не отдать должное оратору: завести народ он умел. Но речи его показались Ивану пустыми. Все это он уже тысячи раз слышал от других людей. Говоривший старался охватить каждую проблему, но в принципе, не предлагал никакого выхода. Вся суть его призывов заключалась в том, что все плохо и, что ему это надоело. Время от времени он призывал идти за ним. Ничего религиозного в его словах не было. Иван уже пожалел, что доверился непонятному чувству и пришел сюда.

И только лишь загадочная одержимость окружающих насторожила его. Атмосфера казалась настолько искусственной, что становилось не по себе. Глаза зрителей были пустыми. Что это? Может, гипноз? Но ведь он чувствует себя нормально. И потом Коротков. До того, как американские часы показали начало первого, он служил в спецназе ФСБ и не поддавался гипнозу.

Было еще кое-что. Оратор очень часто, даже чересчур часто, останавливал свой взгляд на Иване. Однажды он даже осекся и прервал речь на секунду.

— Вы хотите увидеть, на что я способен? — вдруг спросил он. — Каждый из вас пришел сюда, что бы увидеть чудо да?

Слушатели молчали. В глазах оратора появился огонек. Он ухмыльнулся и повернулся спиной к залу. Некоторое время он простоял без движений, затем повернулся и указал пальцем в толпу.

— Выйди ко мне, Николай.

В толпе принялись шептаться. Через полминуты люди расступились, и вперед вышел сгорбленный худой старик с кожей цвета сырого теста. Он подошел к оратору и склонил перед ним голову. Тот жадно усмехнулся и положил руку на плечо старика.

— Что с тобой, мой друг?

Старик что-то промычал в ответ. Из толпы женщина крикнула, что у него цирроз.

— Это так, Николай? — спросил оратор заботливым голосом.

Старик задергал головой в ответ.

— Ты боишься смерти?

Старик кивнул.

— А хотел бы снова стать здоровым?

Старик поднял полные надежды глаза и уставился в самодовольное лицо оратора.

— Ты должен пойти за мной. Скажи, ты пойдешь за мной, если я тебя вылечу?

Старик закивал.

— Скажи, что пойдешь за мной и станешь вновь здоровым.

Старик силился выдавить из себя простые слова, но изо рта его вырывались лишь хрипы. С огромным трудом он все же прокряхтел:

— Я пойду.

— Хорошо.

Оратор закрыл глаза и принялся что-то нашептывать себе под нос. Он притянул старика к себе и замер, исказив лицо в отвратительной гримасе. Когда он отпустил старика, тот вдруг выпрямился и отошел от спасителя на метр. В глазах его был испуг и недоверие. Оратор протянул руки в его сторону. Старик раскрыл рот и взялся за поясницу. Если он и был актером, то чертовски хорошим. На глаза его навернулись слезы. Оратор улыбнулся залу. К старику подбежала женщина и обняла его. Старик плакал и, как показалось Ивану, горько плакал.

Им пришлось прождать еще час, пока шатер освободился от большинства посетителей. Оратор встретил их улыбкой. Как выяснилось, его звали Анатолий. Он стоял у стола и собирал в стопку бумаги.

— Извините, — проговорил он. — Не могу напоить вас кофе. Времени в обрез.

— Ну, для двух слуг закона найдете минутку? — спросил Иван, покказывая промасленный документ.

— Если только минутку, — Анатолий просканировал Ивана и внимательным изучающим взглядом и вернулся к бумагам.

— Впечатляющее выступление.

— Благодарю. Рад, что вам понравилось.

— Особенно с больным стариком. Вас, видно, бог к нам послал.

— А вы говорите свысока о нем.

— О боге или о старике?

— О боге.

— С нашей работой неизбежно станешь циником.

— Как вы любите придумывать красивые и оправдывающие названия своим грехам.

— Это грех, по-вашему?

— Разумеется, — Анатолий оторвался от бумаг и посмотрел на посетителей. Коротков несколько смутился и глупо усмехнулся, отойдя на шаг назад. — Не подобает нам, рабам его, отзываться о нем в столь саркастичном тоне.

— Что-то я не услышал в ваших речах ничего о боге.

— Я не проповедую религию. Для этого есть более достойные личности.

— А что проповедуете вы? В ваших речах я не нащупал нити. Вы говорили много, но не углубились ни в одну тему полностью. А конец выступления и вовсе ввел меня в ступор.