Город в песках

Егор приоткрыл дверцу и позвал дочь.

Яна далеко не ушла. Развалины манили… но и пугали. Эти внезапно и навсегда опустевшие дома, смотревшие на нее сейчас провалами окон. Улицы, занесенные песком, под которым постоянно ощущаются какие-то обломки, осколки, фрагменты, из-за которых она не раз уже спотыкалась. Эта напряженная, просто звенящая в воздухе тишина, мысль о том, что кроме нее сейчас в этом городе вообще никого нет…

Она держалась, сколько могла. Раскрыла книгу на плане города, пыталась сориентироваться, в какой именно его части она оказалась, и куда ей следует пойти в первую очередь. Заглянула во двор какого-то дома. Сам дом был, видимо, некогда двухэтажным, но второй этаж был теперь почти полностью разрушен, обломки упали вниз, пробив перекрытия и загромоздив первый, во дворе остатки хозяйственных строений и песок, песок, песок. Она опять обо что-то споткнулась. Вздрогнула, услышав рядом шорох. Змея? Оглянулась. Никого не увидела. Но шорох. Шум. Еле слышный, на грани сознания.

Яна не выдержала и побежала. Нет, сначала пошла, спокойно рассудив, что лучше вернется к машине за всеми, но с каждым шагом… Город словно выталкивал ее. И она побежала. Уже у забора столкнулась с Егором. Он только-только прошел сквозь пролом в стене — и в следующую секунду обнимал ее, перепуганную, дрожащую, бросившуюся ему на шею в поисках спасения от своих страхов.

— Все, Янка, все, уже не страшно, — он гладил ее по непослушным рыжим волосам, чуть пружинящим под его пальцами, по вздрагивающим плечам, открытым солнцу, по спине, обтянутой лишь тоненькой тканью топика. А она вновь чувствовала жар от его прохладных пальцев, и взрывы маленьких солнышек глубоко внутри… А страх ушел. И даже непонятно стало, чего она так испугалась. Вот только мысли немного путались.

— А… Паша… где? — попыталась она собраться.

— Зачем он нам? — Егор чуть потянул ее за волосы, заставляя откинуть голову назад, и коснулся губами губ.

И она не понимала уже, какой Паша, зачем, с чего она вообще о нем вспомнила? Она задыхалась. И плавилась воском. А он целовал, целовал… Голова кружилась, ноги не держали, мыслей не было. И лишь наслаждение — огненное, жгучее, разливалось по венам, требуя еще, еще, больше…

— Идем смотреть город? — разорвав поцелуй, он смотрел на нее спокойно, чуть улыбаясь, будто и не было сейчас нечего. Словно и не его язык сводил ее с ума, ворвавшись раскаленной змеей и не замечая преград. Словно и не его пальцы ласкали ей грудь…

При мысли о груди она ойкнула и поспешила прикрыть ее топиком, задравшимся вверх без всякой меры.

— Руку мою не отпускай, и страшно не будет.

Она послушно взяла его за руку, готовая идти за ним куда угодно и ни о чем не спрашивая.

— Ну смотри, исследовательница. Мы с тобой сейчас со стороны ремесленных кварталов зашли, — бодро начал Егор, словно и не утверждал ранее, что это ей предстоит быть гидом. — Конкретно это — кожевенный конец, здесь селились те, кто занимался как выделкой кожи, так и изготовлением изделий из нее. Кожевенники, дубильщики, скорняки, сапожники, шорники… Знаешь, кто такие шорники?

— Упряжь конскую делали, — соображать, когда он держит за руку, мучительно сложно, но она пытается. Дурочкой выглядеть не привыкла.

— И что такое шоры знаешь? — улыбается он коварно.

— Разумеется.

— И что порой их носят добровольно и не только лошадки?

— Издеваешься, да? — после таких поцелуев обращаться к нему на «вы» просто глупо.

— Нет, маленькая, веселюсь. Когда люди боятся чего-то увидеть, они не видят даже того, что лежит на поверхности.

— И чего же я, по-твоему, не вижу? — она обиженно выдергивает руку. То отталкивает, то с поцелуями лезет, теперь издеваться вздумал…

И снова шорохи вокруг, невнятный шепот, звенящая пустота…

— Руку не отпускай, сейчас опять перепугаешься.

— Не надейся, — независимо фыркает Яна. И невольно вздрагивает от чувства опасности, словно сквозящего из всех щелей.

— Здесь резонатор стоит. Специально, чтоб в город никто не лез. Ни исследователи, ни туристы, ни мародеры. Не возьмешь меня за руку — продержишься еще минут пять. И то, если будешь очень стараться, — он протянул ей раскрытую ладонь.

— А ты откуда знаешь? — не удержалась, вновь взяла его за руку. И страхи отступили, словно и не было. А ее опять будто волной расплавленного жара окатило.

Он вновь притянул к себе, взглянул в глаза:

— А я, Янка, один из тех, кто его тут ставил. И не только его.

А она потерялась в его глазах. Таких невероятных, теплых, удивительно рыжих, мерцающих, словно пламя в камине. Прежде он все в очках был, там, у забора она и не разглядела толком, а сейчас… Просто тонула в них, таких горячих и ласковых омутах, лишь краешком сознания отмечая в этих глазах какую-то неправильность.