37 мин, 50 сек 9466
Это задело. Мне было по сердцу повышенное проявление любопытства вокруг собственной важной персоны в этом селении. — Тебе чего, мальчик?
Мальчик! — прозвучало как оскорбление. «Как ты смеешь, холопка!» — вертелось на языке. Хорошо, я сдержался и спросил только, смутившись:
— Где у вас тут туалет?
— Там, во дворе! — женщина махнула рукой за щупальца, за куст бузины.
— Спасибо! — и я захлопнул дверь. Ошарашенный до кончиков пальцев ног, пришибленный, словно дитя уродов, недоуменно смотрел на дядю. Туалет во дворе! Я вдруг увидел обыкновенного мужика средних лет с залысинами и мешками под глазами — образ героя и богатыря рассыпался, как мозаика.
— Что с тобой? — спросил он.
— Ничего. — я ковыряя пальцем сучок в стене, едва удерживая навернувшиеся на глаза слезы.
Я плелся следом за дядей к выходу. Вдруг он остановился. Я ткнулся лицом ему в спину.
— Обожди! — он свернул по коридору в закуток. Мимо меня прошаркала старуха, задев пустым ведром. Казалось, она спутала меня с пустотой, я еле увернулся, прижавшись к стене, но все равно — ведром задела. Дядя Паша позвал. Я неохотно побрел в закуток, который окончился дверью без вывески. Старуха исчезла за дверью раньше.
— Моя спальня! — зашептал дядя опять заговорщицким шепотом. Я заметил, в доме он так и разговаривал — шепотом. — в детстве я любил играть в солдатиков. Их было много. Кавалерия, тачанки, пехота, немцы. Целая армия немцев! А сейчас ни одного не осталось!
В первый раз за поездку во мне проснулось любопытство. Я представил дядю маленьким. Он все равно был лысым.
— Давай заглянем! — предложил я. — может они еще там. Ждут твоей команды?
— Кто?
— Солдатики.
Тогда не понимая, наверное, неосознанно, я предоставлял дяде Паше последний шанс. Не герой, не богатырь, а мужик с залысинами мне был не нужен.
— Может, заперта? — он толкнул дверь. Дверь скрипнув, как скрипит дверь, за которой тайна, приоткрылась. Дядя заглянул в спальню и быстро всунул голову обратно.
— Темно. Ничего не видно. Пойдем отсюда! — он схватил меня за руку и потянул к выходу.
— Хочу! Хочу посмотреть! Там солдатики! — капризно закричал я, повиснув на его руке. Дядя поморщился и чтобы не привлекать внимания скрывшейся за дверью старухи, сдался. Пожал плечами.
— Хорошо. Иди.
Я открыл таинственную дверь и, притворив за собой плотно, вступил внутрь комнаты. Мрак стоял полнейший. Дядя был прав. Темно, хоть вырви глаз. Какие солдатики1 я уже повернулся к выходу, когда в ближнем углу — в двух шагах — вспыхнули два красных кровавых огонька.
— А-а-а! — завопил, как резанный, нашаривая ручку.
Огоньки стремительной лентой метнулись ко мне. Но я успел ухватить ручку и выскочить наружу, плотно подперев дверь спиной.
— Дядя! Дядя!
— Что там?
— Держи! Держи!
— Держу, малыш, не бойся! Что там?
— Огоньки… такие… жуткие… — я задыхался, будто пробежал штрафной круг по стадиону.
— Может быть, кошка? — дядя открыл дверь, с опаской заглянул в свою спальню.
— Но там — ничего!
— Есть! Есть! Я видел!
— На сам посмотри! — он распахнул дверь широко. Повеяло сквозняком и сыростью. Я отпрянул от двери, трясясь от страха.
Мы шли на автобусную остановку. Я потихоньку успокоился, сорвал хворостинку, погнался за гогочущими гусями. Швырнул камушек в жирную свинью, зарывшую в пыль пятачок. Камушек угодил ей в бок, но свинья даже хвостиком не дернула.
Автобус ждали долго, болтали о футболе, цирке, лошадях и свиньях, и я не спрашивал больше об огонечках. Но знал твердо: это была не кошка…
Торжественный вечер, посвященный возвращению семьи в лоно родового гнезда, разгорался как дрова в топке. Папа тренировал связки. Несколько раз затягивал «Черного ворона», но оставался без поддержки, как депутат — одномандатник. Ребенок уснул. Жена достала вязанье — пинеточки малышу.
Вдруг в дверь застучали. Потом — задолбили кулаками.
— Хм! — удивилась мама. Было чему: никто из близких и друзей, да и недругов не знал о нашем переезде. Затревожилось, наверное, всем сразу. Хотелось выйти и сказать: вы ошиблись. Дом ветхий, на слом, никто здесь не живет, только северный ветер. Можно еще притихнуть и затаится.
Мама набралась мужества, как отец алкоголя.
— Кто? — спросила она, прежде убрав купчую в шкатулку, шкатулку в комод, разгладив складки платья на груди.
— Телеграмма!
— Странно! — удивился я.
— Войдите! — крикнула мама. — Открыто!
Вошел посыльный — тщедушный человек низкого роста в черном и черных — от солнца — очках. Переступая через высокий порог, он спотыкнулся.
— Черт! Распишитесь!
Мама перекрестилась, недоверчиво скользнула взглядом по протянутой телеграмме.
Мальчик! — прозвучало как оскорбление. «Как ты смеешь, холопка!» — вертелось на языке. Хорошо, я сдержался и спросил только, смутившись:
— Где у вас тут туалет?
— Там, во дворе! — женщина махнула рукой за щупальца, за куст бузины.
— Спасибо! — и я захлопнул дверь. Ошарашенный до кончиков пальцев ног, пришибленный, словно дитя уродов, недоуменно смотрел на дядю. Туалет во дворе! Я вдруг увидел обыкновенного мужика средних лет с залысинами и мешками под глазами — образ героя и богатыря рассыпался, как мозаика.
— Что с тобой? — спросил он.
— Ничего. — я ковыряя пальцем сучок в стене, едва удерживая навернувшиеся на глаза слезы.
Я плелся следом за дядей к выходу. Вдруг он остановился. Я ткнулся лицом ему в спину.
— Обожди! — он свернул по коридору в закуток. Мимо меня прошаркала старуха, задев пустым ведром. Казалось, она спутала меня с пустотой, я еле увернулся, прижавшись к стене, но все равно — ведром задела. Дядя Паша позвал. Я неохотно побрел в закуток, который окончился дверью без вывески. Старуха исчезла за дверью раньше.
— Моя спальня! — зашептал дядя опять заговорщицким шепотом. Я заметил, в доме он так и разговаривал — шепотом. — в детстве я любил играть в солдатиков. Их было много. Кавалерия, тачанки, пехота, немцы. Целая армия немцев! А сейчас ни одного не осталось!
В первый раз за поездку во мне проснулось любопытство. Я представил дядю маленьким. Он все равно был лысым.
— Давай заглянем! — предложил я. — может они еще там. Ждут твоей команды?
— Кто?
— Солдатики.
Тогда не понимая, наверное, неосознанно, я предоставлял дяде Паше последний шанс. Не герой, не богатырь, а мужик с залысинами мне был не нужен.
— Может, заперта? — он толкнул дверь. Дверь скрипнув, как скрипит дверь, за которой тайна, приоткрылась. Дядя заглянул в спальню и быстро всунул голову обратно.
— Темно. Ничего не видно. Пойдем отсюда! — он схватил меня за руку и потянул к выходу.
— Хочу! Хочу посмотреть! Там солдатики! — капризно закричал я, повиснув на его руке. Дядя поморщился и чтобы не привлекать внимания скрывшейся за дверью старухи, сдался. Пожал плечами.
— Хорошо. Иди.
Я открыл таинственную дверь и, притворив за собой плотно, вступил внутрь комнаты. Мрак стоял полнейший. Дядя был прав. Темно, хоть вырви глаз. Какие солдатики1 я уже повернулся к выходу, когда в ближнем углу — в двух шагах — вспыхнули два красных кровавых огонька.
— А-а-а! — завопил, как резанный, нашаривая ручку.
Огоньки стремительной лентой метнулись ко мне. Но я успел ухватить ручку и выскочить наружу, плотно подперев дверь спиной.
— Дядя! Дядя!
— Что там?
— Держи! Держи!
— Держу, малыш, не бойся! Что там?
— Огоньки… такие… жуткие… — я задыхался, будто пробежал штрафной круг по стадиону.
— Может быть, кошка? — дядя открыл дверь, с опаской заглянул в свою спальню.
— Но там — ничего!
— Есть! Есть! Я видел!
— На сам посмотри! — он распахнул дверь широко. Повеяло сквозняком и сыростью. Я отпрянул от двери, трясясь от страха.
Мы шли на автобусную остановку. Я потихоньку успокоился, сорвал хворостинку, погнался за гогочущими гусями. Швырнул камушек в жирную свинью, зарывшую в пыль пятачок. Камушек угодил ей в бок, но свинья даже хвостиком не дернула.
Автобус ждали долго, болтали о футболе, цирке, лошадях и свиньях, и я не спрашивал больше об огонечках. Но знал твердо: это была не кошка…
Торжественный вечер, посвященный возвращению семьи в лоно родового гнезда, разгорался как дрова в топке. Папа тренировал связки. Несколько раз затягивал «Черного ворона», но оставался без поддержки, как депутат — одномандатник. Ребенок уснул. Жена достала вязанье — пинеточки малышу.
Вдруг в дверь застучали. Потом — задолбили кулаками.
— Хм! — удивилась мама. Было чему: никто из близких и друзей, да и недругов не знал о нашем переезде. Затревожилось, наверное, всем сразу. Хотелось выйти и сказать: вы ошиблись. Дом ветхий, на слом, никто здесь не живет, только северный ветер. Можно еще притихнуть и затаится.
Мама набралась мужества, как отец алкоголя.
— Кто? — спросила она, прежде убрав купчую в шкатулку, шкатулку в комод, разгладив складки платья на груди.
— Телеграмма!
— Странно! — удивился я.
— Войдите! — крикнула мама. — Открыто!
Вошел посыльный — тщедушный человек низкого роста в черном и черных — от солнца — очках. Переступая через высокий порог, он спотыкнулся.
— Черт! Распишитесь!
Мама перекрестилась, недоверчиво скользнула взглядом по протянутой телеграмме.
Страница
3 из 11
3 из 11