Рокировка

Снились огонечки. Во сне они были веселыми безобидными. Я бегал за ними по комнате, хотел накрыть ладошками, чтобы показать чудо ребенку, но огонечки ускальзали, ускальзали, ускальзали …

5

На утро ощущение безысходности накладывалось на похмельное состояние как тени на веки. Яркий отчетливый сон, с подробностями, вырастающими в правильную логическую цепочку. — К чему бы это?

Доброе утро! — приветствовала Клотильда, подтягиваясь. — Кисик! А здесь неплохо спится. Воздух, какой! Дерево дышит! — Длинная ночнушка задралась, обнажая мощные сильные бедра. Она вздохнула: быстрей бы все закончилось!

Сомнение отравляло желание, как неоплаченные налоги в рекламном ролике, и я перелез через сдобное пышущее тело, чувствуя, что секунду промешкаю и уже не перелезу, утопну в нем, как в перине, останусь на веки. Я отправился по своим ночным следам, но скоро наткнулся на стену. Бревенчатую, капитальную, сквозь нее человеку не пройти. «»Сон!»» — цепи, гири, оковы свалились с души, но чтобы окончательно и бесповоротно, я поплелся в бухгалтерию

В бухгалтерии стояли столы, стулья, на полу, на стульях, на столах вперемежку спали родственники. Отца с матерью не было. Я пригляделся: тюфяки, матрацы, сумки, веник, ведро. Огарка свечи не нашел. Неуместно насвистывая: «»Нам не страшен серый волк!серый волк!», повернул обратно. В коридоре возле дядиной детской, поскользнулся на свечке, чуть не упав. «Не сон!»…-холодок пронесся по телу. Но почему в коридоре? Стало вдруг одиноко и сиротливо, словно все, кого любил, бросили меня и я — маленький мальчик, и слезы вот-вот брызнут из глаз, и от сосущего под ложечкой ощущения брошенности и одиночества делалось сладко-сладко. И все же сам себя я уговорил: это сон, как иначе, иначе-бред, свечка выкинута кем-то другим, ведь валяется она в коридоре. Не в бухгалтерии. Легче не становилось. И только суета подготовки помогала забыть на время ночную головоломку. Трудности, связанные с похоронами, превзошли сложности выкупа дома у государства. Смерть дяди Паши означала откладывания на неопределенный срок капитальный ремонт, срок намечался воистину неопределенным. Кое-кто из прибывшей дальней родни настаивал похоронить усопшего на сельском кладбище, но деньги были израсходованы на обряд и траурные акксесуары, остатка от покупки дома не хватило, вопреки моим домыслам, даже на место под могилку, гроб, оградку, гробовщика. Занимать же — означало влезть в долги и надеть на грядущие поколения рода ярмо пожизненных должников. Поэтому решение похоронить дядю Пашу на огороде, примыкающему к дому, выглядело более чем логичным. Этот вариант устраивал всех, даже дальних родственников — ортодоксов, требовавших строгое соблюдение традиций. К тому же, практика хоронить ближних на огородах, в здешних краях, хоть и была вынужденной, но достаточно уже обычной. Имелся еще один довод, самый, пожалуй, убедительный. Именно дяде Паше пришла в голову безумная идея в то безумное время выкупить дом у государства, он просто бредил, мечтал, грезил пожить в нем. И если существуют души умерших, то душа дяди с умилением взглянет на собственные похороны возле дома и спокойно и чинно, как подобает душе, отлетит на тот свет.

Само собой, разумеющимся, было и то, что поминки собрались устроить в доме. Что — то символическое мерещилось в параллели: поминки по дяди — поминки по непутевому прошлому дома, прошлому без нас.

Сумасбродные дни подготовки казались спектаклем непрофессиональных актеров. Лица мамы, двоюродных тетушек, сестер и бабушек, многие из которых я видел впервые, неправдоподобны, скорбны и печальны. Мама тихим ровным голосом отдавала распоряжения, следя за их выполнением. Странно, покупка дома и смерть дяди — великая радость и великое горе — расправили ее плечи навсегда. Она держала их так вызывающе прямо, словно воспитывалась в институте благородных девиц. Мы с отцом ездили в город, занимались добычей провианта, заказывали венки, ленты, деревянный крест. На гроб не хватило. К вечеру намаявшийся отец раздавливал втихушку пол-литра и засыпал сном младенца. Впору было прибивать к потолку еще один крюк и вешать еще одну люльку.

Малыш — надежда на возрождение рода — сосал соску, гукал, когда жена делала ему козу рогатую и сыкал в памперсы. Он не понимал, что произошло, в силу своей детскости, а может, наоборот, он был мудрейшим из нас, улавливая взаимосвязь вещей в природе: родился он — умер дядя. Хотя это и странно, виделась еще ниточка: выкупили дом — скончался дядя.

— Это правда, что дядечку положат вместе с нами? В нашу комнату? — спросила жена.

— Да, мама распорядилась уже, — я старался быть равнодушным. — А куда еще? В комнате родителей — гости, шагу не ступишь.

— Я боюсь, кисик! Дядя будет спать с нами… Его тело… всю ночь. Эта близость… — жена не могла объяснить.

— Ну, полно, полно! — я даже погладил ее по плечу. — Мне самому тошно. Что делать? Расчищать другие комнаты от хлама и мусора просто нет времени.