Добавить в моё избранное
37 мин, 3 сек 12931
Меня критиковали за наделение алхимиков «философской проницательностью Гегеля» (См. довольно легкомысленную рецензию на мою работу «Алхимия в перспективе, древняя и современная», 14 января 1911), но это как раз именно то, чего, как я думаю, следует избегать. В то же время очень трудно дать определенную оценку взглядам, которые сами были достаточно неопределенными. Но я думаю, что можно сказать, не боясь ошибиться, что алхимик, который мог сказать «что вверху, то и внизу», ipso facto устанавливал как тесную связь духа и материи, так и различие между ними. Кроме того, соответственно подразумевалось различие между областью того, чтобы было известным (или считалось таковым) и областью неизвестного. У Церкви, христианской и дохристианской была (относительно) определенная теория происхождения души, ее долга, ее предназначения, подкрепленная грандиозным авторитетом, и спекулятивная философия, ушедшая далеко вперед со времен Платона, начала заниматься ее проблемами. Природа, с другой стороны, была мистическим миром, где происходили магические события, в ней не было ничего, что бы заслуживало названия «естественной науки» до тех пор, пока алхимия не пришла в состояние упадка. Потому и неудивительно то, что алхимики-те, кто хотел исследовать сокрытые тайны природы, должны были идти в познании сверху вниз, иначе они бы действительно, познавали все de novo, как дети, которым ничего не ведомо — для них иного пути не было. И мой предыдущий тезис означает то, что они приняли это очевидное направление. Вместе с этим интересно отметить, что алхимик шестнадцатого века, у которого была масса возможностей и свободного времени для изучения старых мастеров, пришел к тому же самому выводу о характере их рассуждений. Он пишет: «После того, как в уме мудрецов зародилась божественная идея о связях во вселенной, они избрали из числа прочих остатки некого вещества, из которого они хотели извлечь элементы, чтобы отделить и очистить их, затем снова соединить их образом, основанном на тщательном и глубоком изучении природы» (Эдвард Келли «Влажный путь». См. Алхимические труды Эдварда Келли под ред. А. Э.Уэйта, 1893, стр. 59-60).
При описании царства духа как чего-то, известного гипотетически, а природы-неизвестного, я опустил одну важную вещь, то, если я могу использовать слово «наука» для обозначения совокупности грубых фактов, могу назвать «царством физиологии», в рамках вышеуказанной природы, можно классифицировать как гипотетически известное. Но, чтобы сделать это более понятным это, необходимы дальнейшие разъяснения относительно общей природы знания. Сейчас факты можно разделить по их очевидности и частоте появления на четыре группы. Во-первых, это факты, настолько очевидные, что они парадоксально ускользают от нашего внимания, эти факты являются наиболее распространенными, и они чаще всего встречаются. Я думаю, что тот же случай, когда мистер Честертон говорил, что некто, смотря на лес, из-за леса не видит деревьев, и в «Неведении отца Брауна» у него есть очень хорошая история, показывающая, как человек становится невидимым, надевая форму почтальона. Во всяком случае, нам известно, что когда феномен становится устойчивым, он стремится избежать того, чтобы быть наблюдаемым, постоянное движение можно увидеть только по отношению к неподвижному объекту, а постоянный шум в итоге становится незаметным. С этим явлением тесно связано то, что часто повторяющиеся действия становятся автоматическими и производятся бессознательно. Мы можем понять, таким образом, почему знание о существовании атмосферы, в отличие от знания о существовании ветра, появилось довольно поздно в истории первобытного человека. Ко второй группу мы можем отнести факты, которые встречаются часто, они считаются очевидными. Такие факты прямо воспринимаются просто разумом и часто используются для описания фактов, принадлежащих к двум оставшимся группам, а именно, тех фактов, которые, хотя и являются распространенными, склоны ускользать от внимания в силу их незаметности, а также тех, которые встречаются редко. Такие факты окутаны атмосферой чего-то странного, и разум может удовлетвориться лишь явлением вместе со второй группой фактов или в связи с ними. Это как раз и есть то, что разум — по крайней мере, разум первобытного человека, имеет объяснением. «Это очевидно, — говорим мы, начиная с этого аргумента, тем самым стремясь привести обратить наше внимание на то, что как раз очевидным и не является, и перевести его в разряд очевидного. Для ума, настроенного более скептически, позднего продукта человеческой эволюции, остается вопрос, как объяснить факты очевидные, как в науке, устанавливая все более и более глубокие связи между явлениями, или, как в философии, путем поиска источника и предназначения таких фактов, а еще лучше, сочетанием обоих методов.
Если говорить о фактах, относящихся ко второму классу, прямое значение которых воспринимается первобытным умом, которые он использует для объяснения таких вещей, которые кажутся, нуждаются в объяснении, трудно найти пример лучше, чем половой акт.
При описании царства духа как чего-то, известного гипотетически, а природы-неизвестного, я опустил одну важную вещь, то, если я могу использовать слово «наука» для обозначения совокупности грубых фактов, могу назвать «царством физиологии», в рамках вышеуказанной природы, можно классифицировать как гипотетически известное. Но, чтобы сделать это более понятным это, необходимы дальнейшие разъяснения относительно общей природы знания. Сейчас факты можно разделить по их очевидности и частоте появления на четыре группы. Во-первых, это факты, настолько очевидные, что они парадоксально ускользают от нашего внимания, эти факты являются наиболее распространенными, и они чаще всего встречаются. Я думаю, что тот же случай, когда мистер Честертон говорил, что некто, смотря на лес, из-за леса не видит деревьев, и в «Неведении отца Брауна» у него есть очень хорошая история, показывающая, как человек становится невидимым, надевая форму почтальона. Во всяком случае, нам известно, что когда феномен становится устойчивым, он стремится избежать того, чтобы быть наблюдаемым, постоянное движение можно увидеть только по отношению к неподвижному объекту, а постоянный шум в итоге становится незаметным. С этим явлением тесно связано то, что часто повторяющиеся действия становятся автоматическими и производятся бессознательно. Мы можем понять, таким образом, почему знание о существовании атмосферы, в отличие от знания о существовании ветра, появилось довольно поздно в истории первобытного человека. Ко второй группу мы можем отнести факты, которые встречаются часто, они считаются очевидными. Такие факты прямо воспринимаются просто разумом и часто используются для описания фактов, принадлежащих к двум оставшимся группам, а именно, тех фактов, которые, хотя и являются распространенными, склоны ускользать от внимания в силу их незаметности, а также тех, которые встречаются редко. Такие факты окутаны атмосферой чего-то странного, и разум может удовлетвориться лишь явлением вместе со второй группой фактов или в связи с ними. Это как раз и есть то, что разум — по крайней мере, разум первобытного человека, имеет объяснением. «Это очевидно, — говорим мы, начиная с этого аргумента, тем самым стремясь привести обратить наше внимание на то, что как раз очевидным и не является, и перевести его в разряд очевидного. Для ума, настроенного более скептически, позднего продукта человеческой эволюции, остается вопрос, как объяснить факты очевидные, как в науке, устанавливая все более и более глубокие связи между явлениями, или, как в философии, путем поиска источника и предназначения таких фактов, а еще лучше, сочетанием обоих методов.
Если говорить о фактах, относящихся ко второму классу, прямое значение которых воспринимается первобытным умом, которые он использует для объяснения таких вещей, которые кажутся, нуждаются в объяснении, трудно найти пример лучше, чем половой акт.
Страница
3 из 13
3 из 13
