Запущенный сад

Эзра открыл книгу. В последнее время он настойчиво штудировал «Психологию пубертатных неврозов» и книгу какого-то писателя о страхе смерти. Обложки не сохранилось, и кто это был, Эзре узнать было не судьба. Но книга была интересная. Эзра узнал, что писателя, как и его самого, мучил страх смерти. (То, что это именно страх смерти, Эзра узнал из «Психологии»… — там на этот страх сваливалась вина за почти все подростковые вывихи). Но писатель был из взрослых. И голова у бедняги тоже страдала. И, как выяснялось из строк, не только у него одного: другой писатель, Гоголь, тоже боялся смерти. И многие боялись.

Из какой-то другой книги Эзра знал, что тот, который Гоголь, боялся, в общем-то, не зря: когда его откопали вместе с гробом, оказалось, что писатель весь скрючившийся, а обшивка гроба изнутри порвана. Может, конечно, это все и неправда. Мало ли что придумают. Но чувство, что его самого точно так же похоронили в этих каменных мешках Нового Эдема, у Эзры не проходило.

И только когда он читал, как безымянный писатель боролся со своим страхом, и как он его побеждал, в Эзру вселялось хоть немного уверенности. Он попытался закалить в себе смелость и презрение к смерти. Представил, как всходит гордо на эшафот. И умирает с высоко поднятой головой.

«То есть палач ее высоко поднял — всем показать», — подумал Эзра, и его передернуло.

Но терапия приносила определенные плоды, врачуя разбушевавшийся внутренний ад. Особенно утешало Эзру в книге безымянного писателя то, что примеры неумолимо демонстрировали: кто смерти боится, к тому она раньше всех и подбирается.

Это напоминало юноше стихи другого литератора, на которого, словно в отместку за безымянность собрата, приходилось сразу много имен: Джордж Ноэл Гордон Байрон.

Мне говорили, что желанье жить

Способно и продлить существованье:

Больные могут волей победить

Любое тяжкое заболеванье,

Предохраняя жизненную нить

От ножниц Парки. Страха трепетанье

Опасно смертным — робкий человек

Свой краткий укорачивает век.

«Чего я боюсь? — подумал Эзра. — Умереть? Стать тенью? А разве мы не тени — мы и всё вокруг?»

Аби плела и плела свою нить.

Глава 4. Мене, текел.

На чердаке, в школе, было самое светлое место в доме. Свет ложился большими прямоугольниками на пол, окна класса всегда распахивались настежь. В школу ходили все дети поместья — но не все сразу. Не больше пяти — шести разом, а чаще и того меньше. Чаще же всего — только Фидель и Эзра. Надпись над дверями, как всегда, была нравоучительная: «Os magna sonatorum».

Вещающие уста принадлежали Ионе, учителю вечному и бессменному — от того, что он был единственный, кто хотел этим делом заниматься. Фидель подозревал, что учитель не всем похож на остальных взрослых обитателей Нового Эдема. Чем-то Иона напоминал Эзру, только повзрослевшего. Впрочем, все они, светлокожие и голубоглазые, были похожи. Кареглазый Фидель, правда, никогда проблем с идентификацией обитателей не испытывал.

Только Иона — это был Эзра, который не бунтовал. Словно вытащили из него язвительный внутренний стержень, выбили из уст отречение. Или сам поумнел, повзрослев. Сам и отрекся.

Фидель и Эзра вполголоса обсуждали списанные со стен дома надписи.

— Мене, текел… — бормотал Эзра. — Вот тебе и столовая…

— Я заметил, что предков здорово переклинивало на всякой нравоучительности, — заметил Фидель.

— Давай спросим, что было в начале заселения, тогда поймем, что предки в виду имели…

Лола, Пруденс, Иоанн, Самуил внимания на бормочущих не обращали. Иона, отвернувшись к окну, тоже не подавал признаков активной жизни.

— Учитель! — нагло и развязно обратился Эзра.

Иона обернулся.

— С чего начало?

— Начало? В начале было Слово, — ответил Иона.

— Я спрашиваю, не что в начале, а с чего начало? Ну, начало нашего Нового Эдема?

— Как и везде, — пожал плечами учитель. — Пришли люди, основали поселение…

— Какое поселение? — требовательно спросил Эзра.

— Какое, какое… Обычное… Как все.

— А все — это где?

— Почитай учебник географии, Эзра, — ответил Иона. К выпадам трудного и утомительно любознательного ученика он уже притерпелся.

— Я читал. Про города, про страны… откуда я знаю, что это все не выдумка? Почему я должен верить, что Америка есть, а Мордора нет?

— De omnibus dubitandum, — подмигнул учитель. — Давай, Эзра, сомневайся во всем. Верить надо только тому, что бессмысленно. А если видишь смысл в собственном существовании — не верь, что живешь.

— Вы издеваетесь? — закипая внутри и очень спокойно внешне сказал Эзра.

— Нет, я рад, что ты пытаешься мыслить, — ответил Иона. — Только не знаю, до чего это тебя доведет. Собственно, некоторым людям уже все равно, вертится она или нет.