Добавить в моё избранное
39 мин, 47 сек 14983
Сидела, играла, в полном одиночестве. Что же ты делаешь здесь, плевел, сорная трава?
Она откалывала кусочки смальты и перебирала их. Может, строила собственные картины или представляла себя королевой среди драгоценных ожерелий. Меня она проводила бесконечным взглядом огромных черных глаз. Откуда у нее такие глаза, всегда же голубые были, как у всех нас… наверное, отражение неба.
Прошел дальше… идти стало легче, завалы кончились, но страшнее. Стало холодно в груди, и остро кололо в сердце, требуя повернуться и бежать назад.
Вот оно. Ограда — низкая, плетеная. И полустершаяся надпись на ветхом надвратии: «Оставь»….
За оградой простирался тот же сад, но сердце колотится, выскакивая из груди, и кажется, превратилось в лед…
Каждый шаг короче предыдущего… И вот, наконец, они настолько малы, что дальнейшего деления просто не существует. И я стою у ограды, и не могу сделать шаг за пределы Эдема.
Я вернулся».
Глава 8. Эрида Безликая.
На дворе, точнее, на площадке перед фасадом, было неожиданно людно. Обычно больше двух — трех новоэдемцев вместе никогда не застанешь. А тут Хоуп и Пруденс шли с корзинами белья. Фидель и Эзра стояли на крыльце, под лучами осеннего солнца. Гнал свиней Назар, и при виде его клочковатой бороды Фидель расхохотался и, подмигнув Эзре, продекламировал:
— Воды подземных рек стережет перевозчик ужасный — мрачный и грязный Харон. Клочковатой седой бородою все лицо обросло — лишь глаза горят неподвижно…
Но шутка на Эзру, похоже, влияния не возымела. Он стоял хмурый и мрачный и, вроде бы, немного растерянный.
— Так вот, я же говорил, что занялся изучением демографии нашего поместья? переменил тему Фидель. — Странная вещь получается: нет ни одной семьи, где было бы больше четырех членов. Таких семей, кстати, вообще всего три на поместье. А так — по двое, по трое… Вот вы, например: ты, мать и Айя. У нас: мать, отец и я. Все. Теоретически даже без новых построек поместье могло бы вместить куда больше народу, чем есть. Но люди не появляются. Я полагаю, что это следствие какой-то моральной догмы, внедренной в новоэдемовсий менталитет основателями…
— А я полагаю, все гораздо проще. Эту клоаку просто надо уничтожить, спалить до тла. Тогда вся эта гадость сама расползется. И испарится.
Фидель удивился мрачности тона Эзры.
— Ломать — не строить, — заметил осторожно.
— Меня вот больше интересует, почему работает в поместье несколько человек, но всем всего хватает. Хорошая у нас экономика. Не мистика, скажешь?
— Ну… — пробормотал Фидель. — Всему есть рациональное объяснение…
Эзра с тоской оглядел деревья.
— Вечное лето, или вечная зима — это я могу понять. Но чтобы вечная осень… А я ведь побоялся уйти. Не расспрашивай, самому плохо.
Мимо пробежала Хоуп, и глаза у нее были как две светящиеся льдинки. Удивительные льдинки, подумал Эзра. Обычно глаза у всех — как у дохлых рыбин. Вот тоже вопрос, откуда здесь рыба берется. В бочках, что ли, размножается?
— Фидель, почему мы не можем выйти?
— Никто не хочет, я полагаю. Ничего иного. Я лично не вижу смысла куда-то уходить, искать счастья черт знает где, когда есть дом и семья. Сначала отстроимся здесь, поднимем Эдем, а потом уже…
— Ты не понимаешь. Никто не уходил. Ну, положим, кого-то я могу и не знать. Мы, шесть десятков человек, так рассочились по дому, что некоторых я за всю жизнь пару раз и видел. Но если кто и уходил, то никто не возвращался. Может, кто уходит, рождается снова?
— Не хочешь ты мыслить рационально, — вздохнул Фидель.
— Не хочу. Я вот тоже уйду. Наберусь однажды смелости и уйду. Вот если бы ты тоже пошел — вместе не страшно. Вместе я бы… хоть в огонь шагнул!
— Я никуда из Эдема идти не собираюсь, — как всегда рассудительно ответил Фидель.
— Ты со мной или против меня?! — крикнул Эзра, чувствуя, как к горлу подступает горькая волна.
— Я с тобой, но…
— Ты предатель! — заорал Эзра, изгибаясь всем телом и откидывая голову в жестоком приступе.
— Я не…
— Иуда Господа нашего предавший! — на одной долгой пронзительной ноте заверещал Эзра и, казалось, эта нота никогда не прервется.
— Ты не Господь, Эзра, — заметил Фидель.
— Со мной! Со мной! Пошли со мной!
Хрупкое тело упало, содрогнулось — Фидель упал рядом, на колени, расстегивая ему ворот и бледнея от мысли, что однажды Эзре может стать совсем плохо. Эти психические вывихи надо лечить, иначе…
Мимо прошла Юдифь, остановилась, глядя на происходящее. Словно придя в себя, побежала в дом, за Абигайль, матерью Эзры — с каменным лицом, молча.
Глава 9. Могилы.
Ровные ряды каменных плит, больших и поменьше, но ровных и одинаковых в своей серой безликости. Только выбитые имена свидетельствовали о том, что под ними — разные в своей жизни и разные в своей смерти.
Она откалывала кусочки смальты и перебирала их. Может, строила собственные картины или представляла себя королевой среди драгоценных ожерелий. Меня она проводила бесконечным взглядом огромных черных глаз. Откуда у нее такие глаза, всегда же голубые были, как у всех нас… наверное, отражение неба.
Прошел дальше… идти стало легче, завалы кончились, но страшнее. Стало холодно в груди, и остро кололо в сердце, требуя повернуться и бежать назад.
Вот оно. Ограда — низкая, плетеная. И полустершаяся надпись на ветхом надвратии: «Оставь»….
За оградой простирался тот же сад, но сердце колотится, выскакивая из груди, и кажется, превратилось в лед…
Каждый шаг короче предыдущего… И вот, наконец, они настолько малы, что дальнейшего деления просто не существует. И я стою у ограды, и не могу сделать шаг за пределы Эдема.
Я вернулся».
Глава 8. Эрида Безликая.
На дворе, точнее, на площадке перед фасадом, было неожиданно людно. Обычно больше двух — трех новоэдемцев вместе никогда не застанешь. А тут Хоуп и Пруденс шли с корзинами белья. Фидель и Эзра стояли на крыльце, под лучами осеннего солнца. Гнал свиней Назар, и при виде его клочковатой бороды Фидель расхохотался и, подмигнув Эзре, продекламировал:
— Воды подземных рек стережет перевозчик ужасный — мрачный и грязный Харон. Клочковатой седой бородою все лицо обросло — лишь глаза горят неподвижно…
Но шутка на Эзру, похоже, влияния не возымела. Он стоял хмурый и мрачный и, вроде бы, немного растерянный.
— Так вот, я же говорил, что занялся изучением демографии нашего поместья? переменил тему Фидель. — Странная вещь получается: нет ни одной семьи, где было бы больше четырех членов. Таких семей, кстати, вообще всего три на поместье. А так — по двое, по трое… Вот вы, например: ты, мать и Айя. У нас: мать, отец и я. Все. Теоретически даже без новых построек поместье могло бы вместить куда больше народу, чем есть. Но люди не появляются. Я полагаю, что это следствие какой-то моральной догмы, внедренной в новоэдемовсий менталитет основателями…
— А я полагаю, все гораздо проще. Эту клоаку просто надо уничтожить, спалить до тла. Тогда вся эта гадость сама расползется. И испарится.
Фидель удивился мрачности тона Эзры.
— Ломать — не строить, — заметил осторожно.
— Меня вот больше интересует, почему работает в поместье несколько человек, но всем всего хватает. Хорошая у нас экономика. Не мистика, скажешь?
— Ну… — пробормотал Фидель. — Всему есть рациональное объяснение…
Эзра с тоской оглядел деревья.
— Вечное лето, или вечная зима — это я могу понять. Но чтобы вечная осень… А я ведь побоялся уйти. Не расспрашивай, самому плохо.
Мимо пробежала Хоуп, и глаза у нее были как две светящиеся льдинки. Удивительные льдинки, подумал Эзра. Обычно глаза у всех — как у дохлых рыбин. Вот тоже вопрос, откуда здесь рыба берется. В бочках, что ли, размножается?
— Фидель, почему мы не можем выйти?
— Никто не хочет, я полагаю. Ничего иного. Я лично не вижу смысла куда-то уходить, искать счастья черт знает где, когда есть дом и семья. Сначала отстроимся здесь, поднимем Эдем, а потом уже…
— Ты не понимаешь. Никто не уходил. Ну, положим, кого-то я могу и не знать. Мы, шесть десятков человек, так рассочились по дому, что некоторых я за всю жизнь пару раз и видел. Но если кто и уходил, то никто не возвращался. Может, кто уходит, рождается снова?
— Не хочешь ты мыслить рационально, — вздохнул Фидель.
— Не хочу. Я вот тоже уйду. Наберусь однажды смелости и уйду. Вот если бы ты тоже пошел — вместе не страшно. Вместе я бы… хоть в огонь шагнул!
— Я никуда из Эдема идти не собираюсь, — как всегда рассудительно ответил Фидель.
— Ты со мной или против меня?! — крикнул Эзра, чувствуя, как к горлу подступает горькая волна.
— Я с тобой, но…
— Ты предатель! — заорал Эзра, изгибаясь всем телом и откидывая голову в жестоком приступе.
— Я не…
— Иуда Господа нашего предавший! — на одной долгой пронзительной ноте заверещал Эзра и, казалось, эта нота никогда не прервется.
— Ты не Господь, Эзра, — заметил Фидель.
— Со мной! Со мной! Пошли со мной!
Хрупкое тело упало, содрогнулось — Фидель упал рядом, на колени, расстегивая ему ворот и бледнея от мысли, что однажды Эзре может стать совсем плохо. Эти психические вывихи надо лечить, иначе…
Мимо прошла Юдифь, остановилась, глядя на происходящее. Словно придя в себя, побежала в дом, за Абигайль, матерью Эзры — с каменным лицом, молча.
Глава 9. Могилы.
Ровные ряды каменных плит, больших и поменьше, но ровных и одинаковых в своей серой безликости. Только выбитые имена свидетельствовали о том, что под ними — разные в своей жизни и разные в своей смерти.
Страница
7 из 12
7 из 12
