Запущенный сад

Третьи петухи.

Фидель потер усталые глаза. Книг в библиотеке прибавилось. Конечно, кабинет этот был маловат для гордого названия библиотеки. Но теперь, когда они стащили сюда всю бумагу, что можно было найти — с корешками и без, в обложках и без оных — со всего дома, и с подвалов, и с пыльных чердаков, обшарив все потаенные углы поместья — теперь помещение можно было назвать библиотекой. Но узнали они катастрофически мало. Здесь были самые разные книги, какой-то цензуры при отборе у основателей, похоже, не существовало. Вот только создавалось впечатление, что большинство некогда привезенных книг просто сгорели, истлели, никогда не существовали. Многотомные издания были представлены чаще всего двумя или тремя томами, словно их делили братья Халявские — поровну.

— Ничего мы так не найдем, — констатировал Эзра, сидя прямо на полу, среди завалов. — Возможно, если бы удалось включить компьютеры…

— И не факт бы, что нашли, — заметил Фидель. — Ладно, что мы имеем?

Эзра распрямил на коленях смятый листок, начал перечислять:

— Секта.

— Так.

— Роботы.

— Так.

— Куклы.

— Из той же серии.

— Космический корабль.

— Так.

— Реалити-шоу.

— Так.

— Исследовательский вольер.

— Примерно то же самое.

— Все умерли, финита ля комедия, — исподлобья посмотрев на Фиделя, закончил Эзра.

— Так.

— Кстати, в поддержку последней гипотезы: ты замечал, что у нас — черные овцы? И Рубен режет их, отведя взгляд? Словно жертву Аиду приносит…

Фидель не ответил, погруженный в собственные размышления.

— В общем, что я вижу. Версий много, какая из них верней — сказать затруднительно. Не тот объем информации. Другое дело, что мы можем достаточно точно констатировать те странности, которые нас особенно смущают. Скажем, эта ветхость: все замерло на этой стадии, но дальше не разрушается. Кажется, стронься время хотя на секунду — и все здесь превратится в прах и тлен. Или, к примеру, мы вне времен года. Если времен года четыре, то, конечно, у нас вроде как осень… А если как древние греки, считать, что времен года три — Тало, Ауксо и Карпо — яркая осень, пора плодовитая, то мы замерли как раз между сезонами. Карпо уже прошла, а до весны мы не добрались. Но при этом и холодная, очищающая зима тоже не пришла… Я думаю, надо еще раз собрать совет и выложить перед ними наши наблюдения. Разработать четкую аргументацию…

— Ты думаешь, они нам поверят? Фидель, не будь наивным! Нас уже один раз пихнули носом об стену…

— Капля стены точит.

И действительно, где-то на периферии слуха было слышно, как гулко ударялась о камни вода. Но поместье стояло крепко.

— Я думаю, нечего говорить с этими… этими. Надо действовать.

— Эзра, ты радикал. Уж позволь мне тебя так обозвать.

— Ты что думаешь, тебя поверят? А если поверят, захотят хоть что-то менять? Да ты посмотри на их глаза! Рыбы…

— Кстати, да. Я же тебе говорил уже, что занес эту странность в список?

Эзра коротко выдохнул. Убийственное спокойствие Фиделя выводило его из равновесия.

— В общем, так. Я тебя слушать не намерен, и собираюсь…

— Не надо собираться.

— Вот из-за таких, как ты, мы до сих пор и сидим в этом Эдеме! — Эзра выплюнул слово, как ругательство. — Тебя не волнует, что с нами будет дальше? Да мы же сгнием! Превратимся в таких же рыб со снулыми глазами!

— Кровью мы удобрять не будем.

— Тупица!

— Золой тоже.

— Подлец!

— Ни ферры тебе, ни инквы. Грудью встану.

— Кретин!

— Просто не дурак, как ты.

— Идиот толстокожий!

— Aut callo, — согласился Фидель. — И мерзавец последний. Остынь, Эзра.

Вместо ответа тот вылетел из кабинета. Фидель вздохнул и пошел искать дурачка.

Спускаясь по ступеням, думал: «Неизвестно почему и по какой причине, весь наш мир — одна засохшая икебана. И одной искры будет достаточно, чтобы не осталось даже пепла».

Глава 11. Двенадцать.

Эзра, кипя, остановился у покосившегося портика. Кто-то же должен начать. Если не начать, то ничего не сделается никогда. Годы пройдут в говорильне… Надо спешить: этот подлец Фидель наверняка позовет старших. Коллаборационист проклятый. Или как там?… Провокатор! На сговор с врагом, иуда, пойдет… Сплюнув в сторону, будто избавляясь от навязших на зубах книжных штампов, Эзра ухватился за почерневшую расшатанную балку и сильно дернул на себя.

Портик был ветхий, но не поддавался. Эзра ухватился посильнее и чуть не заплакал от бессилия. Схватил какую-то палку, начал молотить куда попало. В голове темнело.

Сзади налетело что-то тяжелое, ударило по затылку, схватило за рубаху на спине, потянуло.

Эзра упал — неудачно, на камни, по губам заструилась кровь.