Заварушка в логове Трутня

Надо было прежде подумать, как быть. А я вместо этого полез напролом. С другой стороны, как иначе? В районе, где орудует Мститель, любая крадущаяся крыса должна настораживать. Значит, всё верно: я пришел открыто, как нормальный пацан, показал всем, что у меня нет дурных намерений. Это самое главное.

Тем не менее, я сижу взаперти. И что со мной будет дальше, не имею понятия. Есть о чём задуматься. Поймите меня правильно, я хоть и был растерян, и напуган, но не так, чтобы слишком. Во-первых, я утаил от Трутня, от кого пришёл. Старый испытанный прием. Неизвестность страшит. Во-вторых, меня обнадёживало предчувствие, а оно говорило, что всё обойдётся. Может это звучит немного странно, но я всегда всерьез относился к таким вещам, как интуиция, предчувствие.

Я стал вспоминать всё, что знал о Трутне. И вскоре понял, что… ничего о нём не знаю. Трутень был из тех, кто всегда на виду. О таких людях не думаешь, что у них есть прошлое, что они где-то родились и выросли, учились и влюблялись, переживали, теряли…

Долгое время Трутень был «отцом» Станционного — крупнейшего в нашем городе района. Но однажды он исчез и объявился год спустя в новообразованной лепре, или лепрозории. Он стал его директором, а проще — главным тюремщиком. И был им до тех пор, пока заведение не закрылось по милости Мстителя.

Вообще идея с лепрой была странной, если не сказать больше. Содержание её обходилось «отцам» недешево. Ясно, что это была идея, навязанная откуда-то извне, от более могущественных кланов, может с Москвы. Спасибо Мстителю — все поняли, что гораздо проще уродов отстреливать, точно диких зверей, которых, кстати, уже нет. Если не считать псов.

Всё, пора заканчивать. Чем сильней я задумывался над тем, что со мной приключилось за эти сутки, тем опасней становились мысли. Я решил постараться заснуть. Как ни крути, а завтра будет новый разговор. Непростой разговор. Надо набраться сил. Я улегся на полу, подложив под голову куртку. Неудобно, но терпимо. Мне не раз доводилось спать на земле или на таком вот полу. Раскладушка — в наше время это роскошь.

Я проснулся от крайне неприятного ощущения. Рядом определенно кто-то находился. Кто-то наблюдал за мной. Меня прошиб пот. О, боже! Это она, я так и знал. Что ей нужно?

Чиркнула спичка, загорелась свеча, и я с облегчением увидел Трутня, сидевшего на стуле.

— Что, напугал? — Он обернулся и сказал: — На, подержи.

Бывалый выступил из темноты, и принял свечу. Я заметил у двери еще одного человека — долговязого угловатого типа.

Трутень глубоко и как-то напряженно дышал. И сильно потел. Он смахнул повисшие на лбу крупные капли пота трясущейся рукой.

Некоторое время никто не говорил. Было так тихо, что слабое потрескивание огонька свечи, эхом расходившееся в гулкой тишине, пугало. Наконец Трутень сказал, сильно растягивая слова:

— А я думал, зачем же ты пришел? Кто тебя послал? И понял, что ты был прав, Лёша, Лёшенька. Ты был прав. Какое это имеет значение? Верно, никакого.

Он коротко рассмеялся. Голос его звучал зловеще.

— Я знаю, о чём ты думаешь. Ты думаешь о ней, так? Тебя терзает эта мысль, не дает покоя. Что ж, может сказать тебе, кто она? Сказать? Это, Лёша, дружочек, страшная тайна. Уверен, никто в нашем дрянном городке не знает, и не догадывается, кто она на самом деле.

Он на время замолчал. Кажется, ему становилось хуже. Он по-прежнему кошмарно просто потел и натужно дышал — то есть пребывал в диком угаре. Потом он сказал:

— Думаешь, она транс? Нет. Не-е-ет. Ошибаешься, браток. Ручной транс! Что за чушь! Невозможно приручить того, кто может контролировать тебя, твои мысли. Наше счастье, что им нет дела до нас, горемычных.

Он вдруг привстал, схватил меня за рукав, и возбужденно сказал:

— Задай мне вопрос, Лёша, — кто она? Задай мне вопрос. Ну, давай.

Я отстранил его руку, отодвинулся подальше. Спросил:

— Кто она?

— Она… она, Лёша… она — биос.

— Кто? — (В первый раз слышу о таких.)

Трутень содрогнулся и чуть не упал со стула. Выпрямился с трудом, посидел немного, оттирая пот. Затем посмотрел на меня: взгляд его немного прояснился. Сказал, заговорщицки понизив голос:

— Да, она — биос. Новая форма жизни. И это погибель всем нам, браток. Это — армагеддон. Да, да-а…

Бывалый презрительно скривился, исподлобья взглянув на Трутня. Действительно, всё, что Трутень говорил, и то, как он это говорил, выглядело довольно-таки смешно. Прикольно. Обдолбанный в хлам мужик рассказывает о «страшной тайне». Только вот смеяться что-то совсем не хотелось.

— Арма-гед-дон… А я говорил им, что это плохая идея. Но они меня не послушали. Они хотели воссоздать образец. И конечно же, у них ничего не вышло. Это невозможно! Нет условий. Нет… как это? Нет инфраструктуры. А технология? Частично утеряна.