Добавить в моё избранное
39 мин, 45 сек 3905
Идея о вселении беса или демона казалась маловероятной, ведь я сам решал жить или умирать моим обидчикам; Марфушка появлялась только в начале странных снов и больше никак себя не проявляла. Версия о потустороннем помощнике, как награде за смелость, отдавала романтизмом, но в то же время инфантильностью. Я не знал, кто пришел ко мне, откуда и, главное, зачем. Ни на один из этих вопросов я не имел ответа. Обращаться с подобным к родителям не было никакого смысла: отец, как упертый материалист, подумал бы, что я шизофреник, а набожная мать, что бесноватый или наркоман. В любом случае, ничем хорошим для меня такая откровенность не закончилась бы. Я грезил поступлением в местный ИПИСП, Институт психологии и социальной педагогики, но школьный аттестат оставлял желать лучшего. Стало большой удачей, что благодаря старым отцовским связям, меня втиснули в РИСУ, Районный инженерно-строительный университет. А о карьере врача-психотерапевта или модного психоаналитика я смиренно забыл.
Единственное, в чем не стеснили меня родители — это жилплощадь. Пока я был ребенком, бабушка обитала с нами, и её скромную однушку в центре сдавали квартирантам. После поступления в ВУЗ, я затребовал себе квартиру, как плату за обучение по специальности, к которой не испытывал никаких чувств. Благосостояние семьи к тому моменту несколько поправилось со времен бабушкиной смерти, и в этот раз родители сдались. Взамен я проводил с ними выходные, отвозя в воскресенье вечером с окраины города в центр сумки с продуктами на учебную неделю.
В те дни, когда визит Марфушки был неизбежен, я использовал уже взрослое средство для укрытия в спасительном колодце: напивался быстро и основательно, чтобы, не дай бог, не приснился сон. Лучше всего для этих целей подходил коньяк, обильно запиваемый пивом. Организм такой коктейль принимал легко, и опьянение наваливалось обухом. Вечер одномоментно превращался в похмельное утро. Не жалея себя, я противоестественно спасал жизни обидчиков.
Официальная наука вещие сны и общение с мертвыми отрицала, несмотря на тысячи свидетельств бесноватых и контактёров. Лишь психиатрия признавала призраков и осознанные сны, но только как симптомы прогрессирующей шизофрении. Искать в этом направлении оказалось бессмысленно, ведь влияние таких снов на жизни других — лишь плод воображения больных; а реальность трех трупов не вызывала сомнений.
Зато эзотерики, спиритуалисты, демонологи, эниологи и астральные хироманты славились множеством мнений по данному вопросу, не сомневаясь в существовании потусторонних миров. Жаль, что в их работах не встречалось единой теории, объясняющей чудеса, механику мира мертвых или посмертные мотивы призраков. Сотни авторов спорили между собой, соревнуясь не в аргументированности гипотез, а в авторитетности собственных источников: кому-то являлись проводники из загробного мира, кого-то допустили к тысячелетним книгам, а кто-то участвовал в сверхсекретных правительственных экспериментах. Но если в вопросе магической гибели атлантов или строительстве египетских пирамид инопланетянами достопочтимые писатели достигали некого единства, то как только дело доходило до смерти, их объяснения становились путаными и противоречивыми.
Видимо мне, как и отцу, передался повышенный скептицизм, ведь сотни историй про встречи с потусторонним никак не приблизили меня к разгадке тайны Марфушки. Вскоре я попросту пожалел потраченных на макулатуру денег и не нашел ничего умнее, как записаться Центральную городскую библиотеку, находившуюся в десяти минутах ходьбы от моей квартиры. Выбор эзотерической литературы там оказался не в пример разнообразнее базарных развалов, и я с головой окунулся в оккультный мир, лишь иногда выныривая на сессию.
Мистические знания приобретали все большую популярность, и вместо бредней душевнобольных духовидцев в мягких обложках, на полках появлялись дорогие экземпляры с золотым тиснением. Блаватская, Гроф, Кастанеда, Моуди, Рерих… Даже удивительно, что наша библиотека так быстро пополнялась ещё пахнущими типографской краской издательскими новинками. Большинство экземпляров я читал впервые, словно купил их за немалые деньги. В свою очередь я помогал библиотекарям в поисках книг по интересующей меня тематике, хотя большинство их запросов относились не к области духовной философии, а к бытовой магии на уровне приворотов и порчи. Но я никогда не отказывал, за что допускался к полкам читального зала и даже иногда награждался чаем.
В тот день видимо звезды сошлись по-особому, иначе я эти совпадения не объясню.
— Антоша, подойди на секунду, — оторвала меня от созерцания прекрасного тысячестраничного издания Ницше Людмила Ивановна. К прусскому зороастрийцу я питал особые чувства, поскольку тот до конца жизни общался с умершим в детском возрасте братом. Все центральные вещи того сборника я прочитал дважды, и лишь любовался типографским шедевром. Отказать главному библиотекарю я был не в праве, да и книга подождет, не сбежит.
Единственное, в чем не стеснили меня родители — это жилплощадь. Пока я был ребенком, бабушка обитала с нами, и её скромную однушку в центре сдавали квартирантам. После поступления в ВУЗ, я затребовал себе квартиру, как плату за обучение по специальности, к которой не испытывал никаких чувств. Благосостояние семьи к тому моменту несколько поправилось со времен бабушкиной смерти, и в этот раз родители сдались. Взамен я проводил с ними выходные, отвозя в воскресенье вечером с окраины города в центр сумки с продуктами на учебную неделю.
В те дни, когда визит Марфушки был неизбежен, я использовал уже взрослое средство для укрытия в спасительном колодце: напивался быстро и основательно, чтобы, не дай бог, не приснился сон. Лучше всего для этих целей подходил коньяк, обильно запиваемый пивом. Организм такой коктейль принимал легко, и опьянение наваливалось обухом. Вечер одномоментно превращался в похмельное утро. Не жалея себя, я противоестественно спасал жизни обидчиков.
Официальная наука вещие сны и общение с мертвыми отрицала, несмотря на тысячи свидетельств бесноватых и контактёров. Лишь психиатрия признавала призраков и осознанные сны, но только как симптомы прогрессирующей шизофрении. Искать в этом направлении оказалось бессмысленно, ведь влияние таких снов на жизни других — лишь плод воображения больных; а реальность трех трупов не вызывала сомнений.
Зато эзотерики, спиритуалисты, демонологи, эниологи и астральные хироманты славились множеством мнений по данному вопросу, не сомневаясь в существовании потусторонних миров. Жаль, что в их работах не встречалось единой теории, объясняющей чудеса, механику мира мертвых или посмертные мотивы призраков. Сотни авторов спорили между собой, соревнуясь не в аргументированности гипотез, а в авторитетности собственных источников: кому-то являлись проводники из загробного мира, кого-то допустили к тысячелетним книгам, а кто-то участвовал в сверхсекретных правительственных экспериментах. Но если в вопросе магической гибели атлантов или строительстве египетских пирамид инопланетянами достопочтимые писатели достигали некого единства, то как только дело доходило до смерти, их объяснения становились путаными и противоречивыми.
Видимо мне, как и отцу, передался повышенный скептицизм, ведь сотни историй про встречи с потусторонним никак не приблизили меня к разгадке тайны Марфушки. Вскоре я попросту пожалел потраченных на макулатуру денег и не нашел ничего умнее, как записаться Центральную городскую библиотеку, находившуюся в десяти минутах ходьбы от моей квартиры. Выбор эзотерической литературы там оказался не в пример разнообразнее базарных развалов, и я с головой окунулся в оккультный мир, лишь иногда выныривая на сессию.
Мистические знания приобретали все большую популярность, и вместо бредней душевнобольных духовидцев в мягких обложках, на полках появлялись дорогие экземпляры с золотым тиснением. Блаватская, Гроф, Кастанеда, Моуди, Рерих… Даже удивительно, что наша библиотека так быстро пополнялась ещё пахнущими типографской краской издательскими новинками. Большинство экземпляров я читал впервые, словно купил их за немалые деньги. В свою очередь я помогал библиотекарям в поисках книг по интересующей меня тематике, хотя большинство их запросов относились не к области духовной философии, а к бытовой магии на уровне приворотов и порчи. Но я никогда не отказывал, за что допускался к полкам читального зала и даже иногда награждался чаем.
В тот день видимо звезды сошлись по-особому, иначе я эти совпадения не объясню.
— Антоша, подойди на секунду, — оторвала меня от созерцания прекрасного тысячестраничного издания Ницше Людмила Ивановна. К прусскому зороастрийцу я питал особые чувства, поскольку тот до конца жизни общался с умершим в детском возрасте братом. Все центральные вещи того сборника я прочитал дважды, и лишь любовался типографским шедевром. Отказать главному библиотекарю я был не в праве, да и книга подождет, не сбежит.
Страница
5 из 11
5 из 11
