Добавить в моё избранное
39 мин, 45 сек 3915
Верткая божья коровка, словно заранее зная мелодию, буквально за мгновения уходила от моих атак. Тогда я, еще не совсем понимая, что творю в алкогольном кошмаре, опустил игривую мелодию на два такта, добавив ей неожиданной трагичности — и машина тут же попалась в ловушку. Все же успевая выскользнуть из-под подушечки безымянного пальца в последнюю секунду, насекомое вылетело на обочину грифа. Дорога понеслась дальше, оставляя неизведанной судьбу несчастного автомобиля и его пассажиров.
Меня вырвал из пьяного сна телефон. Кто-то настойчиво пытался мне дозвониться, несмотря на темень за окном. На мобильном высвечивался номер мамы.
— Сынок! Слава Богу, ты жив?! Я как чувствовала, что врут! Что всё обман, что с тобой всё хорошо! — Мама неистово голосила, что я не успевал осозовать смысл сказанного. — Я так и знала, что они брешут, наговаривают, что ты живой!
— Мама, что случилось? — Еле шевеля языком, я не был уверен, что мама понимает мои бормотания.
— Ты в больнице с Машей? Ты ранен? Как она?
— Что случилось, мама? — Повторил я свой вопрос, стараясь говорить как можно разборчивее.
— Звонила Маргарита Ивановна, твоя теща. Сказала, ведьма, что вы с Машей ехали к ней, и ты заснул за рулем… — Мать заплакала еще горше. — Тебя насмерть, а Маша в критическом состоянии, у неё выкидыш…
Ничего больше в ту ночь я так и не узнал. Ни Маша, ни теща на звонки не отвечали, а мать толком ничего и не ведала.
Несмотря на произошедшую трагедию, поддержки мужа Маша не искала. Наоборот, приказала своим родичам не пускать меня в больницу, поправ моё законное право на свидание с женой. На звонки она не отвечала, приходилось передавать сообщения через навещавшую её свекровь, мою мать. Такое общение мне быстро надоело, и я перестал беспокоить Машу, за чью аварию чувствовал себя виновным.
Вместо того, чтобы ковыряться в душевных ранах, я переключился на университет, возможность вылететь из которого на финальном этапе стала реальной как никогда. В учебе пришлось поднатужиться, но освободившееся от семьи время позволило вытянуть сессию на сплошные четверки. Все думали, что инженерным делом я заполняю пустоту, оставленную после себя женой. Маша назвала бы это 'сублимацией'. А на самом деле я пытался заглушить потусторонний ужас.
По-житейски незаметно я закончил магистратуру и устроился по протекции преподавателя в строительную компанию. Работа оказалась непростой, но на удивление прибыльной; я втайне посмеивался над модными, но безработными психологами, юристами и финансистами. Люди, имеющие деньги, вкладывали их в постоянно дорожающую недвижимость. Мне даже иногда приходилось работать по ночам, чтобы угодить заказчикам в срок. Такая спешка хорошо вознаграждалась: я щедро одаривал себя дорогими изданиями книг, которыми раньше мог наслаждаться лишь в читальном зале центральной библиотеки. Жаль, что не оставалось времени на само чтение. И, кончено, выкроив выходной для свежеизданного 'Осознанного сновидения' Лабержа, я не мог предполагать, что именно в этот день Маша нарушит своё трехлетнее молчание.
Она звонила из общежития института, где остановилась у младшей подруги. Без лишних церемонностей она заявила, что хочет поговорить о разводе, потому бы предпочла встретиться в людном месте. Когда я приехал в недорогое, прокуренное студентами ИПИСПа кафе, то мне показалось, что Маша меня боится. Неуловимые детали её нового образа говорили о несвойственной ранее для Маши набожности. Вроде и одежда молодежная, но все тона неяркие, покрой свободный; как юная учительница перед старшеклассниками, чтобы не слишком выделять свою свежесть, но и не показаться занудой. Но больше всего перемен потерпело её лицо: вместо беззаботной улыбчивой девочки на меня смотрела побитая жизнью баба. Такой взгляд в черных провалах глаз я мог представить только у конченых героинщиц: они уже всё знают, потому ничего не боятся и ни на что не надеются. Не нужно быть дипломированным психологом, чтобы понять, что Маша приехала из-за бюрократической формальности и без малейшего желания воссоединиться со мной.
— Почему ты от меня сбежала? — поинтересовался я, после скупого несупружеского приветствия.
— Помнишь спор с профессором про осознанные сновидения, из-за которого мы встретились в библиотеке? Ты еще возмущался, что преподаватель требует нереальных доказательств? — Не зная, к чему она клонит, я лишь кивнул, соглашаясь. — В ту ночь, когда тебе стало плохо, он чуть не умер. Начался приступ, он рассыпал свои пилюли, полез под кровать, там его и нашла жена. Взрослый мужчина, еще нет и пятидесяти, заведующий кафедрой, автор сотен научных работ, а умер бы под кроватью, как ребенок, прячущийся от страшилища.
— А я каким боком к болезни твоего учителя? — Мне действительно хотелось бы знать ответ на этот вопрос. — Ты же сама мне в ту ночь 'скорую' вызвала?!
— И Лешку Багратионова ты утопил, — казалось, она не слышала моего вопроса и разговаривала сама с собой.
Меня вырвал из пьяного сна телефон. Кто-то настойчиво пытался мне дозвониться, несмотря на темень за окном. На мобильном высвечивался номер мамы.
— Сынок! Слава Богу, ты жив?! Я как чувствовала, что врут! Что всё обман, что с тобой всё хорошо! — Мама неистово голосила, что я не успевал осозовать смысл сказанного. — Я так и знала, что они брешут, наговаривают, что ты живой!
— Мама, что случилось? — Еле шевеля языком, я не был уверен, что мама понимает мои бормотания.
— Ты в больнице с Машей? Ты ранен? Как она?
— Что случилось, мама? — Повторил я свой вопрос, стараясь говорить как можно разборчивее.
— Звонила Маргарита Ивановна, твоя теща. Сказала, ведьма, что вы с Машей ехали к ней, и ты заснул за рулем… — Мать заплакала еще горше. — Тебя насмерть, а Маша в критическом состоянии, у неё выкидыш…
Ничего больше в ту ночь я так и не узнал. Ни Маша, ни теща на звонки не отвечали, а мать толком ничего и не ведала.
Несмотря на произошедшую трагедию, поддержки мужа Маша не искала. Наоборот, приказала своим родичам не пускать меня в больницу, поправ моё законное право на свидание с женой. На звонки она не отвечала, приходилось передавать сообщения через навещавшую её свекровь, мою мать. Такое общение мне быстро надоело, и я перестал беспокоить Машу, за чью аварию чувствовал себя виновным.
Вместо того, чтобы ковыряться в душевных ранах, я переключился на университет, возможность вылететь из которого на финальном этапе стала реальной как никогда. В учебе пришлось поднатужиться, но освободившееся от семьи время позволило вытянуть сессию на сплошные четверки. Все думали, что инженерным делом я заполняю пустоту, оставленную после себя женой. Маша назвала бы это 'сублимацией'. А на самом деле я пытался заглушить потусторонний ужас.
По-житейски незаметно я закончил магистратуру и устроился по протекции преподавателя в строительную компанию. Работа оказалась непростой, но на удивление прибыльной; я втайне посмеивался над модными, но безработными психологами, юристами и финансистами. Люди, имеющие деньги, вкладывали их в постоянно дорожающую недвижимость. Мне даже иногда приходилось работать по ночам, чтобы угодить заказчикам в срок. Такая спешка хорошо вознаграждалась: я щедро одаривал себя дорогими изданиями книг, которыми раньше мог наслаждаться лишь в читальном зале центральной библиотеки. Жаль, что не оставалось времени на само чтение. И, кончено, выкроив выходной для свежеизданного 'Осознанного сновидения' Лабержа, я не мог предполагать, что именно в этот день Маша нарушит своё трехлетнее молчание.
Она звонила из общежития института, где остановилась у младшей подруги. Без лишних церемонностей она заявила, что хочет поговорить о разводе, потому бы предпочла встретиться в людном месте. Когда я приехал в недорогое, прокуренное студентами ИПИСПа кафе, то мне показалось, что Маша меня боится. Неуловимые детали её нового образа говорили о несвойственной ранее для Маши набожности. Вроде и одежда молодежная, но все тона неяркие, покрой свободный; как юная учительница перед старшеклассниками, чтобы не слишком выделять свою свежесть, но и не показаться занудой. Но больше всего перемен потерпело её лицо: вместо беззаботной улыбчивой девочки на меня смотрела побитая жизнью баба. Такой взгляд в черных провалах глаз я мог представить только у конченых героинщиц: они уже всё знают, потому ничего не боятся и ни на что не надеются. Не нужно быть дипломированным психологом, чтобы понять, что Маша приехала из-за бюрократической формальности и без малейшего желания воссоединиться со мной.
— Почему ты от меня сбежала? — поинтересовался я, после скупого несупружеского приветствия.
— Помнишь спор с профессором про осознанные сновидения, из-за которого мы встретились в библиотеке? Ты еще возмущался, что преподаватель требует нереальных доказательств? — Не зная, к чему она клонит, я лишь кивнул, соглашаясь. — В ту ночь, когда тебе стало плохо, он чуть не умер. Начался приступ, он рассыпал свои пилюли, полез под кровать, там его и нашла жена. Взрослый мужчина, еще нет и пятидесяти, заведующий кафедрой, автор сотен научных работ, а умер бы под кроватью, как ребенок, прячущийся от страшилища.
— А я каким боком к болезни твоего учителя? — Мне действительно хотелось бы знать ответ на этот вопрос. — Ты же сама мне в ту ночь 'скорую' вызвала?!
— И Лешку Багратионова ты утопил, — казалось, она не слышала моего вопроса и разговаривала сама с собой.
Страница
8 из 11
8 из 11
