Добавить в моё избранное
39 мин, 45 сек 3918
— А профессор умер позже, заснул за рулем: убил себя и нашего с ним нерожденного ребёночка…
По её щекам покатились первые слезы приближающейся истерики, а я никак не мог поверить в услышанное. Я уже жалел, что променял тихую беседу с мудрым Лаберже на откровенную встречу с формальной женой. Но как мужчине, мне приходилось терпеть и держать себя в руках.
— Маша, чего ты хочешь? Чтоб я пошел в милицию и написал повинную, приведя в доказательства твой бред? Ты же психолог, соберись!
— Антон, я хочу развода!
— Замечательно! Поехали сейчас подадим заявление, а то я как дурак ношусь со штампом в паспорте! — Я хотел уколоть Машу, но, видимо, напоминание о её специальности подействовало, и она вернула самообладание, проигнорировав издёвку.
Паспорт я носил всегда с собой, а жена взяла его тем более. Наше свидетельство о браке было у Маши; именно по нему медики и приняли погибшего преподавателя за меня в ночь аварии, чем жестко напугали мою мать. В ЗАГСЕ мы почти не задерживались: никто не уговаривал нас потерпеть или передумать — дали образцы заявлений и назначили дату развода на следующий месяц. Мы расставались в том же студенческом кафе, где и встретились накануне.
— Я хочу уехать из страны. Мне нужно, чтоб ты подписал разрешение.
— Пожалуйста, — отмечая коньяком предстоящий развод, я заполнил пару предложенных женой бланков. — Еще какие-нибудь просьбы или вопросы?
— Зачем ты их всех убил?
Меня одолевало чувство, что я вижу жену в последний раз, что следующая встреча не состоится, что мы не успеем развестись. И во второй раз в жизни я раскрыл свою тайну, но в этот раз настолько честно, насколько мог. Про ночёвку на кладбище ради проклятой коллекции 'турб', про убийство бабушки из-за чертовой приставки, про бессмысленную смерть Багратионова, про пилюли и головы профессора, про недопитость в ночь расставания, про подругу Марфушку, вплоть до описаний белого слоника и оставляемых им параллельных следов. Маша слушала молча, не перебивая, как слушают патологически лживых детей или буйных психопатов. Не знаю, к какому типу она меня отнесла, но недоверия к рассказу я не заметил, будто мертвые девочки неоднократно навещали её друзей.
— Отпусти меня, пожалуйста, Тоша! — своеобразно попрощалась жена. Фраза звучала как дружеская просьба, а не как завывания жертвы перед палачом, но после этих слов я отбросил всякую надежду на вечер в компании американского психофизиолога. По дороге домой прихватил пару двушек пива; коньяк, для верного выхода в астрал, у меня имелся.
Прощальные слова Маши настолько врезались мне в память, что я ловил себя на мысли, как бы они не стали последним, что я услышу от неё. Белый слоненок вместе со своей хозяйкой появлялся почти ежедневно. Чем ближе подходило время развода, тем труднее становилось сдерживать себя, чтобы не пойти на поводу у Марфушки и не приговорить собственную жену. Прятаться в пьяном колодце каждый вечер не позволяла работа, да и печень напоминала о годах студенческого разгильдяйства. Я ложился спать с мыслями, что сегодня ночью могу убить некогда любимую девушку. Что-то мне подсказывало, что если я перетерплю развод, то Марфушка угомонится. Маша позвонила за четыре дня до намеченной встречи в ЗАГСе.
— Антон, я в роуминге, буду кратка. Я в паломничестве по Средиземноморским монастырям и святыням: Афон, Крит, схрон Ильи в Хайфе… Мне на Афоне встретился 'видящий' старец. Я ему поведала о твоем горе, и он сказал, что преследующему тебя духу скучно, ему не положили любимую игрушку в гробик. Вот твой призрак и собирает друзей для развлечения. С твоего разрешения.
— И что мне теперь делать?
— Я тебе иконку от старца намоленную привезу, будешь её носить — дух не тронет. Но нужно найти могилку девочки, попросить, чтоб отпустила, почитать заупокойную. Можно и без батюшки, главное, чтобы искренне. И обязательно найди ей слоненка, чтоб дух угомонился, чтоб видел, что ты не отвязаться хочешь, а с добрыми намерениями пришел. Обязательно найди слона!
— Где я тебе найду игрушку пятнадцатилетней давности? А если старец ошибается, и её положили в гроб? Откуда ему знать такие подробности?
— Если тебе нужна моя помощь, то найди игрушку наиболее похожую на ту, что встречал во сне, и отнеси на могилку ребенка. У нас нет времени на споры, здесь все очень серьезно. Люди погибают.
— Ты можешь приехать раньше? — Я искренне поверил, что иконка сможет защитить меня от кровожадного призрака, уж очень уверенно рассуждала Маша. С каждым днем Марфушка становилась настырнее, и приходила по три-четыре раза за ночь.
— Нет, я только послезавтра буду в стране. Лишь вечером в воскресенье смогу быть у тебя. Дождись.
В трубке раздались гудки. То ли деньги закончились, то ли она не удосужилась попрощаться. Мне ничего не оставалось, как позвонить шефу и отпроситься на 'больничный' на завтрашнюю пятницу.
По её щекам покатились первые слезы приближающейся истерики, а я никак не мог поверить в услышанное. Я уже жалел, что променял тихую беседу с мудрым Лаберже на откровенную встречу с формальной женой. Но как мужчине, мне приходилось терпеть и держать себя в руках.
— Маша, чего ты хочешь? Чтоб я пошел в милицию и написал повинную, приведя в доказательства твой бред? Ты же психолог, соберись!
— Антон, я хочу развода!
— Замечательно! Поехали сейчас подадим заявление, а то я как дурак ношусь со штампом в паспорте! — Я хотел уколоть Машу, но, видимо, напоминание о её специальности подействовало, и она вернула самообладание, проигнорировав издёвку.
Паспорт я носил всегда с собой, а жена взяла его тем более. Наше свидетельство о браке было у Маши; именно по нему медики и приняли погибшего преподавателя за меня в ночь аварии, чем жестко напугали мою мать. В ЗАГСЕ мы почти не задерживались: никто не уговаривал нас потерпеть или передумать — дали образцы заявлений и назначили дату развода на следующий месяц. Мы расставались в том же студенческом кафе, где и встретились накануне.
— Я хочу уехать из страны. Мне нужно, чтоб ты подписал разрешение.
— Пожалуйста, — отмечая коньяком предстоящий развод, я заполнил пару предложенных женой бланков. — Еще какие-нибудь просьбы или вопросы?
— Зачем ты их всех убил?
Меня одолевало чувство, что я вижу жену в последний раз, что следующая встреча не состоится, что мы не успеем развестись. И во второй раз в жизни я раскрыл свою тайну, но в этот раз настолько честно, насколько мог. Про ночёвку на кладбище ради проклятой коллекции 'турб', про убийство бабушки из-за чертовой приставки, про бессмысленную смерть Багратионова, про пилюли и головы профессора, про недопитость в ночь расставания, про подругу Марфушку, вплоть до описаний белого слоника и оставляемых им параллельных следов. Маша слушала молча, не перебивая, как слушают патологически лживых детей или буйных психопатов. Не знаю, к какому типу она меня отнесла, но недоверия к рассказу я не заметил, будто мертвые девочки неоднократно навещали её друзей.
— Отпусти меня, пожалуйста, Тоша! — своеобразно попрощалась жена. Фраза звучала как дружеская просьба, а не как завывания жертвы перед палачом, но после этих слов я отбросил всякую надежду на вечер в компании американского психофизиолога. По дороге домой прихватил пару двушек пива; коньяк, для верного выхода в астрал, у меня имелся.
Прощальные слова Маши настолько врезались мне в память, что я ловил себя на мысли, как бы они не стали последним, что я услышу от неё. Белый слоненок вместе со своей хозяйкой появлялся почти ежедневно. Чем ближе подходило время развода, тем труднее становилось сдерживать себя, чтобы не пойти на поводу у Марфушки и не приговорить собственную жену. Прятаться в пьяном колодце каждый вечер не позволяла работа, да и печень напоминала о годах студенческого разгильдяйства. Я ложился спать с мыслями, что сегодня ночью могу убить некогда любимую девушку. Что-то мне подсказывало, что если я перетерплю развод, то Марфушка угомонится. Маша позвонила за четыре дня до намеченной встречи в ЗАГСе.
— Антон, я в роуминге, буду кратка. Я в паломничестве по Средиземноморским монастырям и святыням: Афон, Крит, схрон Ильи в Хайфе… Мне на Афоне встретился 'видящий' старец. Я ему поведала о твоем горе, и он сказал, что преследующему тебя духу скучно, ему не положили любимую игрушку в гробик. Вот твой призрак и собирает друзей для развлечения. С твоего разрешения.
— И что мне теперь делать?
— Я тебе иконку от старца намоленную привезу, будешь её носить — дух не тронет. Но нужно найти могилку девочки, попросить, чтоб отпустила, почитать заупокойную. Можно и без батюшки, главное, чтобы искренне. И обязательно найди ей слоненка, чтоб дух угомонился, чтоб видел, что ты не отвязаться хочешь, а с добрыми намерениями пришел. Обязательно найди слона!
— Где я тебе найду игрушку пятнадцатилетней давности? А если старец ошибается, и её положили в гроб? Откуда ему знать такие подробности?
— Если тебе нужна моя помощь, то найди игрушку наиболее похожую на ту, что встречал во сне, и отнеси на могилку ребенка. У нас нет времени на споры, здесь все очень серьезно. Люди погибают.
— Ты можешь приехать раньше? — Я искренне поверил, что иконка сможет защитить меня от кровожадного призрака, уж очень уверенно рассуждала Маша. С каждым днем Марфушка становилась настырнее, и приходила по три-четыре раза за ночь.
— Нет, я только послезавтра буду в стране. Лишь вечером в воскресенье смогу быть у тебя. Дождись.
В трубке раздались гудки. То ли деньги закончились, то ли она не удосужилась попрощаться. Мне ничего не оставалось, как позвонить шефу и отпроситься на 'больничный' на завтрашнюю пятницу.
Страница
9 из 11
9 из 11
