Вещество

Я поняла, что Лёня не врал. У них в доме действительно был «мертвяк». Саша его убил. А сегодня ночью он отогнал Серёжину машину в карьер и поджёг, чтобы замести следы, и вернулся в город пешком. Валерка зря на себя наговаривал, не было у него никаких галлюцинаций, он действительно видел Сашу на обочине. И совершенно понятно, от чего так звереет Марта — убийство Сашиной жены ещё можно было как-то замять, но Сергей — человек со связями, его будут разыскивать, и просто откупиться, заплатив следователям, тут не получится. Роль, которую сыграло в этом деле «вещество», мне также стала ясна, как на ладони, но рациональная часть моего сознания всё ещё отказывалась это принимать. А ещё я вдруг ощутила угрызения совести за то, что так относилась к Лёне. Можно представить, в каком аду ему приходилось жить. Понятно, почему он сбежал из дому и прячется на этой винокурне. Стоп. Винокурня. Я хлопнула себя по лбу. Ах ты, чёрт возьми! И почему я сразу об этом не подумала? Мой мобильник давно разрядился — когда я, как безумная, металась по городу, я набирала Олесин номер каждые пять минут, пока не села батарея. Но сейчас в этом не было необходимости. Я знала, где её искать.

От здания винокурни оставался только прямоугольный кирпичный остов с почерневшими от копоти стенами. Отчего-то мне всегда казалось, что реставрировать её взялись с одной-единственной целью — распил бюджетных денег. Здание это и в лучшие времена было достаточно уродливым, я видела его на старых фотографиях, и я не думаю, что этот сарай, даже отреставрированный, способен привлечь туристов в городок.

— Олеся! Олеся, где вы? — крикнула я, подойдя к зданию

— Мам, мы тут! — донеслось откуда-то изнутри. Слава Богу, хоть на леса не полезли. Обойдя здание, я обнаружила продолговатую пробоину в стене — очевидно, когда-то здесь располагалась входная дверь — и вошла внутрь. Пожар случился несколько лет назад, но тут до сих пор стоял запах гари, к которому примешивался сладковатый трупный смрад. Вонь гниющей плоти я ощутила весьма отчётливо, хотя, быть может, у меня просто начались галлюцинации на фоне всего пережитого. Синее сентябрьское небо зияло в прямоугольнике стен, в пробоины окон заглядывали кроны столетних тополей, листва на них была нездорового пыльно-зелёного цвета с яркими вкраплениями жёлтого. Вдоль стен были свалены обгоревшие балки, а пол был усеян разнокалиберным хламом — ломаная мебель, какие-то прелые тряпки, битое стекло, покорёженное ржавое железо. Я разглядела даже несколько пластиковых мешков с мусором — не поленился же кто-то тащить их через весь пустырь. Недалеко от входа стояло несколько ящиков, сдвинутых рядом так, чтобы получилось подобие топчана, сверху был наброшен слегка потрёпанный, но ещё добротный плед, лежала продавленная диванная подушка. И то, и другое из нашей квартиры. Олеся притащила, не иначе. Подушка уже давно пылилась на шкафу, я всё собиралась её вышвырнуть, да руки не доходили. А вот пропажу пледа я бы рано или поздно заметила. На диванной подушке лежала кошка — определённо, мёртвая, однако её маленькое тельце не могло издавать такую убийственную вонь, а мертвечиной на винокурне буквально смердело, в этом уже не было никаких сомнений. Лёня и Олеся расположились рядом на перевернутых деревянных ящиках. Лёня сидел, свесив голову, и его заметно колотило — то ли он плакал, то ли его била лихорадка. Олеся обнимала его и что-то шептала ему на ухо, видимо, слова утешения.

— Олеся, — произнесла я.

— Мама! — она спрыгнула с ящика и бросилась ко мне, под подошвами её ботинок хрустело битое стекло.

— Олеся, милая! — я обняла её крепко-крепко.

— Мам! — она прижалась ко мне, зарывшись лицом в мой свитер.

— Олеся, почему ты не отвечала на звонки? — спросила я.

— Я боялась, что ты будешь ругаться. Ты же не разрешаешь мне играть с Лёней, — сказала она.

— Лёня… — я взглянула на него. Он по-прежнему сидел, опустив голову, плечи его подрагивали. — Олеся, что тут произошло?

Она вздохнула.

— Тоша всё-таки умерла. Вещество перестало действовать. Лёня так расстроился. А я ему говорю — это даже хорошо, что оно больше не действует. А то он так за нами бегал, так бегал, я чуть от страха не умерла. А потом перестал.

— Кто — бегал? — спросила я.

— Мертвяк, — прошептала Олеся округлив глаза. — Мы тут с Тошей сидели, а он пришёл и погнался за нами. Мертвяки всегда очень злые, они не любят, когда их разбуживают. Мы кинулись в разные стороны, и он растерялся, не знал, за кем гнаться. А потом упал и умер. Потому что вещество перестало действовать.

— Где он? — спросила я.

— Там, — Олеся указала на груду пакетов с мусором, сваленных в кучу в середине помещения. — Мы его пакетами закидали, а то воняло сильно.

Над мешками с мусором роились мухи, мне показалось даже, что из-под пластикового пакета торчит синяя ступня с почерневшими ногтями.