Добавить в моё избранное
42 мин, 1 сек 14806
Она начинает громко кричать, биться, словно в пляске святого Вита. Так, как будто бы ее заживо поджаривают на сковороде. Но грабителю это нравиться, он смеется. Сейчас он похож на Мефистофеля. Он наматывает ее волосы на руку и вновь бьет головой о пол. При этом его движения становятся злее и резче. Даже выражение его лица меняется. Он теперь похож на отвратительную тварь. У него перекошено лицо, оскалены зубы, как у разлагающегося трупа, изо рта капает слюна, как у бешеного зверя. Он бьет мою мать головой о пол до тех пор, пока у нее не раскалывается голова, окатывая меня кровавыми брызгами. В этот же момент грабитель выходит из матери, безумно рыча. Его лицо тоже испачкано материнской кровью, но это его не заботит. Правой рукой он помогает себе достичь экстаза. И, наконец, из его окровавленного, выпачканного фекалиями, органа, словно внутренности раздавленного червя, вырывается поток семени.
Только сейчас я закрываю глаза. Потому, что его семя попадает мне на лицо, стекает в рот. Мне отвратителен его соленый и пресный одновременно, словно собачья слюна, вкус, и я проваливаюсь в бесконечную пропасть…
Тогда я еще не знал, что это только начало…
001. Мразь.
— Здравствуй, малыш!— нежно проговорила женщина.
Я решил ей не отвечать. Так же, как и всем остальным. Ведь я ее не знал, а с чужими мне разговаривать было нельзя. Так меня учили… только не помню кто.
— Как ты?— продолжала допытываться она. — Тебя здесь никто не обижает?
Я не понимаю о чем она говорит. Я нахожусь в больнице. Я живу здесь. Как меня может кто-то обижать? Меня кормят, нянечки со мной играют, дяди угощают сладостями. Мне здесь хорошо.
— Ты не хочешь говорить со мной, Антон?— не отстает женщина.
Опять они за свое! Как будто сговорились! Что им всем нужно от меня?!
Каждый день ко мне приходят чужие люди, и, прикрываясь доброй улыбкой, задают злые вопросы! Что-то пытаются вызнать, выпытать! Показывают странные игрушки! Мне не нужно этого! Дайте мне покой! Но самое страшное, это то, что они называют меня чужим именем.
— Антон, я хочу тебе помочь!— ласково приближается она.
Нет! Перестаньте! Замолчите!
— Малыш, поговори со мной. — тихо, немного расстроено шепчет она.
Хватит! зачем вы так кричите?! Мне больно!
— Антон, я…
— Я. Не. Антон.
Наконец в палате воцарилась тишина. Женщина удивленно и испуганно смотрит на меня, а чужой, металлический голос продолжает:
— Я. Не. Антон. Я. Не. Антон. Заткнись, сука! Закрой свою гребанную пасть или я сам ее заткну! Мне нужны только деньги!
Я вижу, что от этого голоса, женщина начинает дрожать всем телом. Ее лицо бледнеет, и гримаса страха искажает его. Мне самому страшно, когда Он начинает говорить, но Его уже не остановить. Он начинает громко, до хрипоты кричать:
— Не надо! Не трогайте нас! Антон! Убегай!
Женщина испуганно пытается отряпнуть и падает со стула на пол.
Он бросается вперед и смыкает руки у нее на горле.
— Тебе это понравиться, сучка! Ты ведь привыкла это делать!
Глаза женщины, кажется, вот-вот выскочат из орбит. Она хрипит, пытаясь сбросить с себя Его, но ничего не получается. Я вижу, что от страха она обмочилась. Я хочу крикнуть, чтобы остановить это безумие. Получается с трудом. Крик выходит беззвучным, но Он его слышит. Он уходит. Я плачу, а женщина, словно вихрь, выбегает прочь. Мне снова страшно, и я чувствую, что вновь описался…
Вечером я, играясь с пластмассовым кинжалом у кабинета директора клиники, случайно услышал разговор.
— Он уже год находится в клинике!
— И что? Вы помогли ему? Вы читали отчет Лукьяновой о сегодняшнем инциденте?
— Читал! Очень скорблю о происшедшем, но мы ведь не психушка!
— Его и не нужно туда класть! Это заведение не для детей!
— А мое заведение для детей! Но нормальных! Вы нашли его родных?
— Нет, Арнольд Эдуардович, не нашли.
— Кто же будет нам оплачивать его лечение?!
— Государство. Ведь оно платит вам за него…
— Вы, конечно извините, Степан Аркадьевич, но на государственное пособие я даже туалетной бумаги купить не могу. Это частная клиника. Мы платим огромнейший налог. Мы кормим ожиревших чиновников. Я не могу бесплатно держать его у себя. И, тем более, я не могу его лечить. Вы знаете сколько стоят услуги психотерапевта и медикаменты?! Я плачу за них из своего кармана уже год!
— Арнольд Эдуардович…
— Что? Я уже пятьдесят лет Арнольд Эдуардович! Если вы до конца недели не найдете его родных или не оплатите мне счета, я переведу его в интернат. Все!
— Вы должны помнить, что с этим мальчиком нужно обращаться крайне осторожно!— терпеливо объяснял Арнольд Эдуардович, стараясь не смотреть в мою сторону. — У него очень ранимая психика.
Только сейчас я закрываю глаза. Потому, что его семя попадает мне на лицо, стекает в рот. Мне отвратителен его соленый и пресный одновременно, словно собачья слюна, вкус, и я проваливаюсь в бесконечную пропасть…
Тогда я еще не знал, что это только начало…
001. Мразь.
— Здравствуй, малыш!— нежно проговорила женщина.
Я решил ей не отвечать. Так же, как и всем остальным. Ведь я ее не знал, а с чужими мне разговаривать было нельзя. Так меня учили… только не помню кто.
— Как ты?— продолжала допытываться она. — Тебя здесь никто не обижает?
Я не понимаю о чем она говорит. Я нахожусь в больнице. Я живу здесь. Как меня может кто-то обижать? Меня кормят, нянечки со мной играют, дяди угощают сладостями. Мне здесь хорошо.
— Ты не хочешь говорить со мной, Антон?— не отстает женщина.
Опять они за свое! Как будто сговорились! Что им всем нужно от меня?!
Каждый день ко мне приходят чужие люди, и, прикрываясь доброй улыбкой, задают злые вопросы! Что-то пытаются вызнать, выпытать! Показывают странные игрушки! Мне не нужно этого! Дайте мне покой! Но самое страшное, это то, что они называют меня чужим именем.
— Антон, я хочу тебе помочь!— ласково приближается она.
Нет! Перестаньте! Замолчите!
— Малыш, поговори со мной. — тихо, немного расстроено шепчет она.
Хватит! зачем вы так кричите?! Мне больно!
— Антон, я…
— Я. Не. Антон.
Наконец в палате воцарилась тишина. Женщина удивленно и испуганно смотрит на меня, а чужой, металлический голос продолжает:
— Я. Не. Антон. Я. Не. Антон. Заткнись, сука! Закрой свою гребанную пасть или я сам ее заткну! Мне нужны только деньги!
Я вижу, что от этого голоса, женщина начинает дрожать всем телом. Ее лицо бледнеет, и гримаса страха искажает его. Мне самому страшно, когда Он начинает говорить, но Его уже не остановить. Он начинает громко, до хрипоты кричать:
— Не надо! Не трогайте нас! Антон! Убегай!
Женщина испуганно пытается отряпнуть и падает со стула на пол.
Он бросается вперед и смыкает руки у нее на горле.
— Тебе это понравиться, сучка! Ты ведь привыкла это делать!
Глаза женщины, кажется, вот-вот выскочат из орбит. Она хрипит, пытаясь сбросить с себя Его, но ничего не получается. Я вижу, что от страха она обмочилась. Я хочу крикнуть, чтобы остановить это безумие. Получается с трудом. Крик выходит беззвучным, но Он его слышит. Он уходит. Я плачу, а женщина, словно вихрь, выбегает прочь. Мне снова страшно, и я чувствую, что вновь описался…
Вечером я, играясь с пластмассовым кинжалом у кабинета директора клиники, случайно услышал разговор.
— Он уже год находится в клинике!
— И что? Вы помогли ему? Вы читали отчет Лукьяновой о сегодняшнем инциденте?
— Читал! Очень скорблю о происшедшем, но мы ведь не психушка!
— Его и не нужно туда класть! Это заведение не для детей!
— А мое заведение для детей! Но нормальных! Вы нашли его родных?
— Нет, Арнольд Эдуардович, не нашли.
— Кто же будет нам оплачивать его лечение?!
— Государство. Ведь оно платит вам за него…
— Вы, конечно извините, Степан Аркадьевич, но на государственное пособие я даже туалетной бумаги купить не могу. Это частная клиника. Мы платим огромнейший налог. Мы кормим ожиревших чиновников. Я не могу бесплатно держать его у себя. И, тем более, я не могу его лечить. Вы знаете сколько стоят услуги психотерапевта и медикаменты?! Я плачу за них из своего кармана уже год!
— Арнольд Эдуардович…
— Что? Я уже пятьдесят лет Арнольд Эдуардович! Если вы до конца недели не найдете его родных или не оплатите мне счета, я переведу его в интернат. Все!
— Вы должны помнить, что с этим мальчиком нужно обращаться крайне осторожно!— терпеливо объяснял Арнольд Эдуардович, стараясь не смотреть в мою сторону. — У него очень ранимая психика.
Страница
6 из 12
6 из 12
