Добавить в моё избранное
42 мин, 1 сек 14807
Сейчас он наиболее хрупок, ведь…
— Знаю, знаю!— презрительно отмахивается его собеседник. Неприятного вида субъект, с трехдневной рыжей щетиной, словно ржавчина, покрывавшей его щеки. — Я ведь директор Учебно! Воспитательного! Центра!
При этих словах, наглый человек постоянно тыкал пальцем в потолок, видимо пытаясь доказать, что он — ого-го, а все остальные — фи!
Я сидел на краю кровати, совершенно сбитый с толку происходящим. Зачем меня заставили собирать свои вещи? Почему сегодня все мои знакомые, добрые дяди и тети, приносили мне подарки и сладости, ласково, но как-то сочувствующе, улыбались?! Зачем меня нарядили в чужую одежду?
— Вы директор Интерната, уважаемый!— презрительно цыкнул Арнольд Эдуардович. Затем взглянул на меня, словно бы принимая решение, а затем махнул рукой. — Забирайте.
От этой сцены я, словно бы окаменел. Глаза наполнились слезами, а кисти затряслись от еле сдерживаемого плача.
Чужой человек, в страшной черной, с многочисленными заплатами, куртке, подошел ко мне.
— Пойдем, Антон…
— Он не Антон!— предупредительно воскликнул Арнольд Эдуардович, зло нахмурив брови.
— Ой!— ехидно улыбнувшись, испугался бородач. — Андрейка, пойдем со мной! Мы поедем домой!
— Мой дом здесь!— шепотом закричал я. Но похоже меня никто не услышал.
— Ну же! Не стой! Пойдем!— увещевал меня он. — Сейчас на машине покатаемся! Не упирайся!
Наконец, меня насильно выволокли из палаты. Началось последнее ритуальное прощание с клиникой. Никто не вышел меня проводить. Коридоры были пусты, словно все вымерли. И некому мне было помочь…
— Ах ты собака!
Неожиданно в мою правую щеку, которую, от виска до челюсти, пересекал страшный шрам, вонзился кулак бородача.
— Еще раз ты позволишь себе мне противиться! Убью!— орал он, брызжа слюной. Но больше, к счастью, уже не бил.
Мы ехали в старенькой Волге, с тонированными стеклами, пахнущей болью и старостью. Всю дорогу бородач ехал молча, я же тихо плакал, боясь вновь вызвать его гнев. Я не знал куда меня везут, но, почему-то был уверен, что теперь все будет очень плохо…
— Знакомьтесь!— громко произнес бородач, когда мы вошли в комнату Љ 9, являвшуюся спальней моей группы. — Это новенький. Его зовут Антон. Он… что?
— Я не Антон, дяденька, — тихо прошептал я. — Меня зовут…
— Закрой свой вонючий рот!— заорал он так, что я опрокинулся на спину. Сейчас же нога, обутая в нарядный белый кроссовок, влетела мне в бок. — Не Антон?! Я тебе говорил, что меня нельзя прерывать?! Говорил?! Что?! Я не слышу! Говори громче, хватит скулить! Не Антон?! Хорошо!
Он неожиданно успокоился. Присел рядом со мной на корточки с проникновенно проговорил:
— Хорошо, малыш. Я не буду называть тебя Антон. Тебя будут все называть мразью, ты согласен?
— ДА!— голос в голове все набирал силы. Все громче и громче. Я не мог больше выдерживать его. Я катался по полу, зажимая уши руками, чтобы только больше не слышать этого проклятого имени. Как угодно, только не Антон! Я не хочу, чтобы Антон приходил!
— Договорились. — улыбнулся он. — Меня, кстати, ты будешь называть Ваше Величество, понял, мразь?— и не услышав моментального ответа, он вновь ударил меня ногой, на этот раз в лицо, и заорал: Понял?!
— Да.
— Вот и ладушки. Всем спать!
И, оглядев комнату с видом императора, вышел прочь.
Словно тени, при заходе солнца, начали подползать ко мне дети, прятавшиеся по углам. Они сочувственно смотрели, как я плачу лежа на полу, размазывая слезы и кровь по щекам. Они помогли мне встать.
— Как тебя зовут?— спросила одна девочка, с огромными испуганными глазами. Она прижимала к себе кремового мишку, с вырванными глазами. Все ее тело покрывали странные царапины и кровоподтеки, природу которых я понял много позже.
— Андрей. — ответил я, почему-то стыдливо пряча глаза.
— Я Света. — приветливо, но с настороженностью избитой собачонки, сказала она. — Ты тоже сирота?
— Сирота?— удивленно спросил я, пробуя незнакомое слово на вкус. — Не знаю… Что это значит?
— Брось, Светка!— зло бросил какой-то мальчик, намного старше меня. — Сюда других не привозят! Ты подкидыш? Или твои предки умерли?
— Что??— голова начала странно кружиться, а чей-то женский голос пропел:
— Мы будем с тобой всегда вместе! Только ты и я!
Его тут же подхватил другой, так ненавидимой мною, голос Антона:
— Всегда! Всегда! Всегда…
Постепенно я начал привыкать к новой жизни. Я начал привыкать к постоянному запаху страха, витающему в воздухе. Этот запах настолько обострялся, когда Его Величество входил в помещение, что, казалось, нечем было дышать. Но, этот человек, хоть и являлся в моем детском разуме абсолютным злом, самым страшным кошмаром для меня были учителя и воспитатели.
— Знаю, знаю!— презрительно отмахивается его собеседник. Неприятного вида субъект, с трехдневной рыжей щетиной, словно ржавчина, покрывавшей его щеки. — Я ведь директор Учебно! Воспитательного! Центра!
При этих словах, наглый человек постоянно тыкал пальцем в потолок, видимо пытаясь доказать, что он — ого-го, а все остальные — фи!
Я сидел на краю кровати, совершенно сбитый с толку происходящим. Зачем меня заставили собирать свои вещи? Почему сегодня все мои знакомые, добрые дяди и тети, приносили мне подарки и сладости, ласково, но как-то сочувствующе, улыбались?! Зачем меня нарядили в чужую одежду?
— Вы директор Интерната, уважаемый!— презрительно цыкнул Арнольд Эдуардович. Затем взглянул на меня, словно бы принимая решение, а затем махнул рукой. — Забирайте.
От этой сцены я, словно бы окаменел. Глаза наполнились слезами, а кисти затряслись от еле сдерживаемого плача.
Чужой человек, в страшной черной, с многочисленными заплатами, куртке, подошел ко мне.
— Пойдем, Антон…
— Он не Антон!— предупредительно воскликнул Арнольд Эдуардович, зло нахмурив брови.
— Ой!— ехидно улыбнувшись, испугался бородач. — Андрейка, пойдем со мной! Мы поедем домой!
— Мой дом здесь!— шепотом закричал я. Но похоже меня никто не услышал.
— Ну же! Не стой! Пойдем!— увещевал меня он. — Сейчас на машине покатаемся! Не упирайся!
Наконец, меня насильно выволокли из палаты. Началось последнее ритуальное прощание с клиникой. Никто не вышел меня проводить. Коридоры были пусты, словно все вымерли. И некому мне было помочь…
— Ах ты собака!
Неожиданно в мою правую щеку, которую, от виска до челюсти, пересекал страшный шрам, вонзился кулак бородача.
— Еще раз ты позволишь себе мне противиться! Убью!— орал он, брызжа слюной. Но больше, к счастью, уже не бил.
Мы ехали в старенькой Волге, с тонированными стеклами, пахнущей болью и старостью. Всю дорогу бородач ехал молча, я же тихо плакал, боясь вновь вызвать его гнев. Я не знал куда меня везут, но, почему-то был уверен, что теперь все будет очень плохо…
— Знакомьтесь!— громко произнес бородач, когда мы вошли в комнату Љ 9, являвшуюся спальней моей группы. — Это новенький. Его зовут Антон. Он… что?
— Я не Антон, дяденька, — тихо прошептал я. — Меня зовут…
— Закрой свой вонючий рот!— заорал он так, что я опрокинулся на спину. Сейчас же нога, обутая в нарядный белый кроссовок, влетела мне в бок. — Не Антон?! Я тебе говорил, что меня нельзя прерывать?! Говорил?! Что?! Я не слышу! Говори громче, хватит скулить! Не Антон?! Хорошо!
Он неожиданно успокоился. Присел рядом со мной на корточки с проникновенно проговорил:
— Хорошо, малыш. Я не буду называть тебя Антон. Тебя будут все называть мразью, ты согласен?
— ДА!— голос в голове все набирал силы. Все громче и громче. Я не мог больше выдерживать его. Я катался по полу, зажимая уши руками, чтобы только больше не слышать этого проклятого имени. Как угодно, только не Антон! Я не хочу, чтобы Антон приходил!
— Договорились. — улыбнулся он. — Меня, кстати, ты будешь называть Ваше Величество, понял, мразь?— и не услышав моментального ответа, он вновь ударил меня ногой, на этот раз в лицо, и заорал: Понял?!
— Да.
— Вот и ладушки. Всем спать!
И, оглядев комнату с видом императора, вышел прочь.
Словно тени, при заходе солнца, начали подползать ко мне дети, прятавшиеся по углам. Они сочувственно смотрели, как я плачу лежа на полу, размазывая слезы и кровь по щекам. Они помогли мне встать.
— Как тебя зовут?— спросила одна девочка, с огромными испуганными глазами. Она прижимала к себе кремового мишку, с вырванными глазами. Все ее тело покрывали странные царапины и кровоподтеки, природу которых я понял много позже.
— Андрей. — ответил я, почему-то стыдливо пряча глаза.
— Я Света. — приветливо, но с настороженностью избитой собачонки, сказала она. — Ты тоже сирота?
— Сирота?— удивленно спросил я, пробуя незнакомое слово на вкус. — Не знаю… Что это значит?
— Брось, Светка!— зло бросил какой-то мальчик, намного старше меня. — Сюда других не привозят! Ты подкидыш? Или твои предки умерли?
— Что??— голова начала странно кружиться, а чей-то женский голос пропел:
— Мы будем с тобой всегда вместе! Только ты и я!
Его тут же подхватил другой, так ненавидимой мною, голос Антона:
— Всегда! Всегда! Всегда…
Постепенно я начал привыкать к новой жизни. Я начал привыкать к постоянному запаху страха, витающему в воздухе. Этот запах настолько обострялся, когда Его Величество входил в помещение, что, казалось, нечем было дышать. Но, этот человек, хоть и являлся в моем детском разуме абсолютным злом, самым страшным кошмаром для меня были учителя и воспитатели.
Страница
7 из 12
7 из 12
