Венец Творения

Я каждый день наблюдал, как различные ученики подвергались унизительным наказаниям, если они слишком громко переговаривались на уроках, или нерадиво выполняли задания. Один мальчик, за то, что он громко засмеялся, был избит металлической линейкой. Избит так, что он неделю плакал по ночам, не в силах спать на спине. А другая девочка, более старшая, нежели я, уличенная в курении, вынуждена была вывернуть все карманы, когда ее обыскивал учитель, а затем простоять голой, на виду у всех, целый день. Постоянно терпела унизительные наказания и Света. Ночью, она ходила в кровать по-большому, а затем утром, выдерживая порку кожаным ремнем, начинала выстирывать простыни. В самом начале мне было жалко ее. Я старался помогать ей. Но один случай все изменил.

Как-то вечером я заметил, что Света постоянно возиться сидя на стуле, что постоянно норовит почесать между ягодиц. Я по детской наивности я ее об этом спросил.

— Я не знаю в чем дело. — просто ответила она. — У меня просто очень сильно там чешется. Ты можешь мне помочь? Нужно посмотреть, что там.

С некоторой долей смущения, я, после недолгих колебаний, решился на это.

Света, закрыв дверь и подперев ее стулом, задрала подол платья и спустила трусы. Затем по-собачьи стала на пол.

— Смотри!

Чувствуя себя полным идиотом, не совсем понимая, что именно я должен увидеть в чужом анальном отверстии, я наклонился к ней. То, что я там увидел, было для меня шокирующим. Кожа вокруг анального отверстия была расчесана до крови. Лохмотья кожи беспорядочно торчали в разные стороны, слепленные засохшей кровью. Среди этой каши неторопливо, отвратительно ползали маленькие белые черви, изредка выгибаясь настолько, что, не выдерживая, падали на пол. Их было невообразимо много. Неожиданно Светино анальное отверстие вспухло, выпуская газы прямо мне в лицо. Вместе с газами, на пол сбросило с десяток червяков. На долю секунды обнажились его внутренности. Там, словно черти в преисподней, копошились еще сотни таких же червей. Ими там все кишело. Не в силах более выдерживать такой вид, я с криком бросился бежать. Найдя Его Величество, я рассказал ему о Светиной беде, за что получил крепкую зуботычину.

Несколько раз вызывал недовольство учителей и я. Но, странное дело, удары, которые мне наносили, я практически не чувствовал. Наверное, меня учителя жалели, хотя остальные дети говорили, что у меня спина представляет собой один сплошной кровоподтек. Мне абсолютно не было больно.

Дни пролетали незаметно. Я почти забыл клинику. Лишь изредка, словно счастливый призрак, являлась она мне во сне. Тогда я, просыпаясь утром, целый день ходил угрюмый. Антон практически не приходил ко мне. Я этому был чрезвычайно рад. Я ненавидел противного мальчишку. Но, я уже давно понял, что спокойные дни проходят, уступая место кошмару…

Три раза сменилось лето. Я продолжал жить в интернате. Иногда мне здесь даже нравилось. Я быстро разобрался с суровыми законами. Я почти начал жить. Научился курить, быстро выучил мат. За что, в один из дней, мне и влетело.

Давно уже сумерки сменились ночною тьмой. А я все еще тер унитазы. Это было мое наказание за курение. Хотя никому не было дела до моего здоровья. Просто здесь любили наказывать.

Вдруг я услышал сдавленный крик. В поисках источника крика, я вышел из сортира в коридор.

Дверь в кабинет Его Величества была приоткрыта, и была слышна возня. Осторожно подкравшись к двери, я аккуратно заглянул вовнутрь…

Как будто я провалился в ад, настолько поразила меня картина, представшая перед моими глазами. Кровавая пелена заслонила мир передо мной. На грудь, будто обрушилась свинцовая гора, так стало, вдруг, тяжело дышать.

В кабинете едва светила тусклая желтая лампочка, вырывая из цепких лап ночи изношенные и потертые предметы интернатской утвари. В этом полумраке, обретая странные и причудливые формы, торжествовал Демон Зла, как будто сошедший с картин Дантевского «Ада».

Света, изуродованный и униженный ангел, полностью обнаженная, лишь детские трусы болтались разорванной тряпочкой на правой ноге, была привязана клейкой летной к старой чугунной батарее. Скотч, образовывая некое подобие корсета, стягивал ее грудь и талию. Ее рот был крепко затянут синей, для электриков, изоляционной лентой. Ею же, крест на крест, была заклеена вагина, словно уродливая рана или дыра, совершенно никому не нужная. Ее глаза были обильно накрашены красной губной помадой, а тело покрывали не сходящие синяки и кровоподтеки. Над ней, словно Левиафан над яхтой, как чудовище над цыпленком, грозовыми облаками тяжело нависал Его Величество, ритмично двигаясь. При этом он напевал, медленным, не мелодичным и зловещим голосом, с каждой фрикцией делая ударения на последнем слоге:

Пусть мама услышит, пусть мама придет,

Пусть мама меня непременно найдет!

Ведь так не бывает на свете,

Чтоб были потерянны дети!