Добавить в моё избранное
37 мин, 22 сек 6238
В глуши американского бескультурья обнаружил жемчужный берег твоего особого Эльдорадо… Наверное, следует завидовать.
Но Бруно не желает подобной участи — как ни странно.
«Позволь решать за тебя».
— Нет! — напоследок ударившись лбом о неприступную преграду, он разворачивается. Куда теперь — неизвестно.
Бежать — как дикие звери от лесного пожара, от кровавой святости и обрушившихся к ногам небес. Не размышляя.
Темно. Впереди — позади. Вверху — распятый Штефан с орущими ранами, каждый сантиметр — сплошь кованые вопли и рваное мясо. Внизу — запертая дверь.
Бруно рухнул на знакомое кресло.
По щекам текут слезы, он зажимает себе рот, чтобы не всхлипывать. Он тщится заставить себя встать. Да, тяжело — из него скверный бегун, особенно после такого шока, но надо надонадо.
«Иди ко мне».
— К черту! — рывком покидает опасный уют. Наверху — шаги, искренние (кровососы) поклонники отвалились от изодранных останков. Теперь Штефом займутся мухи, а, может быть, и крысы. Приятного аппетита.
Представляет крупных серых созданий, хозяйничающих среди остова того, что некогда именовалось Штефаном Акерманном. Крысы деловиты, их голые хвосты обвивают его подобно юрким ноготкам; грызуны целиком ныряют в распахнутую глотку.
Бруно опять зажал рот. Дабы не вырвало.
Шаги.
Шаги! Черти их дери.
Усталые ноги плохо слушаются его. Колотун ухудшает положение.
Шаги…
Он прячется под лестницу. Авось, не найдут.
— … где-то здесь! — голос Тео спокоен: все прошло практически идеально, а полного Осознания (с заглавной «О») от трусоватого клавишника никто и не ожидал.
— Бруно! — свирелеподобно. Рональд или Лили.
«Черта с два».
Бруно жмется к стене. К чему-то похожему на стальную скобку.
«Иди ко мне!»
— Нет! — скобка предательски развернулась в пустоту, и он успел лишь взмахнуть руками.
«Сбежать… как глупо. От судьбы не уйдешь».
… И погрузиться в густой полынный запах, вязкий призрак карт Таро.
Он вынырнул, ощущая, как едкая горечь стекает по растрепавшимся волосам, щиплет глаза. Не сразу, но получилось вытолкать нос и рот наверх: плавал Бруно неплохо.
«Вода».
Он подумал о десятидолларовой минералке. Переплатил. Здесь этой влаги — правда, полынной, словно заготовка для абсента — целый бассейн.
Бассейн. На заднем дворе.
Что ж, без карты ясно — где он. Добро пожаловать в Кросс-Плейнс. Кровь, полынь и чернота.
Он попытался выкарабкаться.
Безуспешно. Трясинная не-вода налипла на одежду, волосы, обмотала обморочной тиной ноги. Наяды-наркоманки объявили Бруно собственностью — по наследству, раз Штефан мертв.
— Отпустите! — в который раз взвыл он.
Забился. Ленивые брызги отражали ночное небо, вкрадчивый цветочный мрак. Задний двор, несомненно, являлся гордостью хозяина — ухоженный, будто королевская оранжерея, теоретический предмет зависти не только всего города, но и штата. Жаль, что Бруно не до него.
Бассейн засасывает. Невзирая на духоту, субстанция прохладна. Скоро судорога сводит обе ноги, и Бруно прекращает бороться.
Смотрит наверх.
— Добро пожаловать в Кросс-Плейнс, — над ним склоняется Тео.
«Он давно тут. Смотрел и ждал», — вяло отмечает Бруно.
— Вытащите меня, пожалуйста, — с трудом разлепляя склеившиеся губы, выталкивает он.
— Ты красив. Точно махаон, черная бабочка, чьи крылья — бархат… а еще на них череп, и враги ошибочно полагают, что махаон ядовит. В средневековье сих прелестных созданий считали вестниками смерти. Но на самом деле махаон точно так же радуется солнцу и сладкому нектару, как самая вульгарная капустница. И лишь на булавках коллекционеров обретает финальную, горделивую красоту. Ты — махаон, Бруно.
— Что… что вам нужно?
— Череп на твоих крыльях, разумеется.
Бруно моргает.
— Зачем вы убили Штефа?!
— Он сам так решил, сам выбрал способ посвящения. Мы — ваши последователи. Да, ты, сам того не ведая, привнес в мир истину. Кристаллизированную смерть, подобную рисунку мертвой головы, но применительно к вам то — не суеверие. Вы — ты и Штефан — наши боги… но каждый бог должен умереть, чтобы очиститься от всего мирского.
— Я не хочу умирать! — клубок ярости, жалости к себе и ужаса — ядовит, но бассейн чересчур вязок и священен. Наверняка, и впрямь очищает.
— Ты не умрешь. Субстанция — клейкая, правда? — предохраняет ткани от разложения. Тебя ждет вечность, вечность бога…
— Безумие.
— Штефан согласился со мной. Ему понравилось; за тебя он решил тоже. А нам остается лишь немного подождать, пока ты не уснешь — сном святым, сном ангела. Или махаона на булавке.
Тео отдалился.
Но Бруно не желает подобной участи — как ни странно.
«Позволь решать за тебя».
— Нет! — напоследок ударившись лбом о неприступную преграду, он разворачивается. Куда теперь — неизвестно.
Бежать — как дикие звери от лесного пожара, от кровавой святости и обрушившихся к ногам небес. Не размышляя.
Темно. Впереди — позади. Вверху — распятый Штефан с орущими ранами, каждый сантиметр — сплошь кованые вопли и рваное мясо. Внизу — запертая дверь.
Бруно рухнул на знакомое кресло.
По щекам текут слезы, он зажимает себе рот, чтобы не всхлипывать. Он тщится заставить себя встать. Да, тяжело — из него скверный бегун, особенно после такого шока, но надо надонадо.
«Иди ко мне».
— К черту! — рывком покидает опасный уют. Наверху — шаги, искренние (кровососы) поклонники отвалились от изодранных останков. Теперь Штефом займутся мухи, а, может быть, и крысы. Приятного аппетита.
Представляет крупных серых созданий, хозяйничающих среди остова того, что некогда именовалось Штефаном Акерманном. Крысы деловиты, их голые хвосты обвивают его подобно юрким ноготкам; грызуны целиком ныряют в распахнутую глотку.
Бруно опять зажал рот. Дабы не вырвало.
Шаги.
Шаги! Черти их дери.
Усталые ноги плохо слушаются его. Колотун ухудшает положение.
Шаги…
Он прячется под лестницу. Авось, не найдут.
— … где-то здесь! — голос Тео спокоен: все прошло практически идеально, а полного Осознания (с заглавной «О») от трусоватого клавишника никто и не ожидал.
— Бруно! — свирелеподобно. Рональд или Лили.
«Черта с два».
Бруно жмется к стене. К чему-то похожему на стальную скобку.
«Иди ко мне!»
— Нет! — скобка предательски развернулась в пустоту, и он успел лишь взмахнуть руками.
«Сбежать… как глупо. От судьбы не уйдешь».
… И погрузиться в густой полынный запах, вязкий призрак карт Таро.
Он вынырнул, ощущая, как едкая горечь стекает по растрепавшимся волосам, щиплет глаза. Не сразу, но получилось вытолкать нос и рот наверх: плавал Бруно неплохо.
«Вода».
Он подумал о десятидолларовой минералке. Переплатил. Здесь этой влаги — правда, полынной, словно заготовка для абсента — целый бассейн.
Бассейн. На заднем дворе.
Что ж, без карты ясно — где он. Добро пожаловать в Кросс-Плейнс. Кровь, полынь и чернота.
Он попытался выкарабкаться.
Безуспешно. Трясинная не-вода налипла на одежду, волосы, обмотала обморочной тиной ноги. Наяды-наркоманки объявили Бруно собственностью — по наследству, раз Штефан мертв.
— Отпустите! — в который раз взвыл он.
Забился. Ленивые брызги отражали ночное небо, вкрадчивый цветочный мрак. Задний двор, несомненно, являлся гордостью хозяина — ухоженный, будто королевская оранжерея, теоретический предмет зависти не только всего города, но и штата. Жаль, что Бруно не до него.
Бассейн засасывает. Невзирая на духоту, субстанция прохладна. Скоро судорога сводит обе ноги, и Бруно прекращает бороться.
Смотрит наверх.
— Добро пожаловать в Кросс-Плейнс, — над ним склоняется Тео.
«Он давно тут. Смотрел и ждал», — вяло отмечает Бруно.
— Вытащите меня, пожалуйста, — с трудом разлепляя склеившиеся губы, выталкивает он.
— Ты красив. Точно махаон, черная бабочка, чьи крылья — бархат… а еще на них череп, и враги ошибочно полагают, что махаон ядовит. В средневековье сих прелестных созданий считали вестниками смерти. Но на самом деле махаон точно так же радуется солнцу и сладкому нектару, как самая вульгарная капустница. И лишь на булавках коллекционеров обретает финальную, горделивую красоту. Ты — махаон, Бруно.
— Что… что вам нужно?
— Череп на твоих крыльях, разумеется.
Бруно моргает.
— Зачем вы убили Штефа?!
— Он сам так решил, сам выбрал способ посвящения. Мы — ваши последователи. Да, ты, сам того не ведая, привнес в мир истину. Кристаллизированную смерть, подобную рисунку мертвой головы, но применительно к вам то — не суеверие. Вы — ты и Штефан — наши боги… но каждый бог должен умереть, чтобы очиститься от всего мирского.
— Я не хочу умирать! — клубок ярости, жалости к себе и ужаса — ядовит, но бассейн чересчур вязок и священен. Наверняка, и впрямь очищает.
— Ты не умрешь. Субстанция — клейкая, правда? — предохраняет ткани от разложения. Тебя ждет вечность, вечность бога…
— Безумие.
— Штефан согласился со мной. Ему понравилось; за тебя он решил тоже. А нам остается лишь немного подождать, пока ты не уснешь — сном святым, сном ангела. Или махаона на булавке.
Тео отдалился.
Страница
12 из 13
12 из 13
