Добавить в моё избранное
37 мин, 22 сек 6231
— Но, видимо, это не для меня.
… Цыганка все еще танцует. А диски глазниц пульсируют в бассейне, желтые, как круги голландского сыра.
Тео вскочил, куда-то удалился. Они остались наедине.
— Ты чего вытворяешь? — мрачно осведомился Штефан.
— А ты?
— Я — я встретил умного человека. Редкий клад, между прочим.
— А моя персона среди «умных» не числится?
— К черту, Бруно. Я имею в виду поклонников. Тео из тех, кого я бы хотел видеть среди нашей аудитории, он не пляшет, а слушает — душой слушает. И он не потребует исполнить дэнс-ремикс на «Дистиллят»!
— Рад за тебя, — Бруно отвел взгляд, пощупал воротник: стараниями Штефана пара пуговиц отправилась в небытие. Очаровательно. На сцене он теперь будет смахивать на какого-нибудь Сида Вишеза. Точнее, на огородное пугало.
Возможно, Штефу и нравится хаос в его облике, но Бруно предпочитает аккуратность. Как ни странно.
«Мы разные… но прежде не ссорились. А что теперь?»
Полынь, — предположил он. Выросла — в человеческий рост, и Штефан — хороший садовник сорняков, но Бруно не любит горечь. В конечном итоге, все его заигрывания со смертью и ужасом — попытки вытравить из вен личную депрессию, страхи и комплексы. Вытравить, а не вешать их вместо икон.
— Что с тобой происходит? — Штефан пересел поближе.
— Этот вопрос я хотел бы задать тебе.. «Что происходит?» — ответа не предполагалось, и Бруно суждено терпеть, однако билеты на Берлин уже забронированы — остался один концерт, ну два, считая данный. Дома все наладится, дома разорванный магический щит восстановится. Он верит. Когда предвечные города осыпаются песком, приходится цепляться за веру в остатки чар. Темных или светлых — велика ли разница?
— Не возражаете, если украду у вас Штефана? — кажется, Тео уже говорил сию фразу. Но теперь он предоставил замену — парня и девушку. Бруно заморгал: в юноше он узнал продавца, а девушка, несомненно, приходилась ему сестрой-близнецом. Высокие, андрогинно-тонкие, с льняными волосами и прозрачной речной рябью в глазницах, брат и сестра взирали на Бруно с обожанием, едва не стирая слюну с белесо-коралловых губ. Черная одежда подчеркивала их призрачную бледность.
— Лили и Рональд заменят меня, хорошо? Обещаю, вы с ними не соскучитесь!
«Нет. Не хорошо. Рональд — оборотень; он едва не вывихнул мне руку. А еще оба смахивают на теней из царства Аида».
Штефан уже вскочил.
— Пожалуйста, — Бруно изобразил улыбку, остальные фишки он растерял или проиграл. — Не возражаю.
В розмариновой дымке фигуры растворялись. Белый рисунок на футболке-безрукавке Штефана маячил дольше всего — вверх по лестнице с крутыми ступенями, лестнице избранных, недоступной существам земным, к коим относился Бруно.
Штефан не оглянулся. Ни разу.
— Привет, — тщательно копируя немецкое произношение, сказал Рональд.
Бруно посмотрел наверх. Штефана уже не было.
— Просто не верится, что вы к нам приехали, — заикаясь, добавила Лили. Откуда-то спроецировалась тяжелая запыленная бутылка и три тонкостенных, точно выкованных из арктических льдов, бокала. Хрустальный лед принял виноградную «кровь». Бруно ощутил знакомое благоухание опиума. Абсентовая горечь избранности — для Штефа, ибо он — герой. А Бруно ждут сладкие сказки.
Это он прочел в одинаково-бесполых лицах близнецов.
— Надеюсь, вам нравится в Кросс-Плейнс, — произнес юноша. Без завитушек-наушников он смотрелся старше.
— Очень, — солгал Бруно.
— Пожалуйста. Не сердитесь насчет тогда, ну, магазина. Я попросту не поверил, что вы — это вы, ну и…
— Не сержусь.
Инцидент исчерпан, логика восстановлена. И тут же уволена. Серыми, как алюминий, сетчатками — четыре штуки, будто у фантастического чудовища. Или ангела. Бруно не способен различить.
«Мне очень жаль, Штеф, но ты предпочел ступени к небесам. А я остался внизу, и тут случается всякое».
Глоток ароматной «крови» — из уст девушки, бокал один на двоих. Четырехрукий Шива о двух бледно-золотых головах ласкает его, узким языком — по небу, словно добираясь до горла.
«Не соскучишься», — сказал Тео. Он прав. Белокурое чудовище-ангел искуснее японских гейш, словно всю жизнь оно готовилось к сегодняшнему вечеру.
«Где сейчас Штеф?» — возник вопрос.
Вероятно, наедине с Тео.
В той комнате пахнет левкоями. И шелестят за окном цветочные лепестки наступающей ночи.
«Штеф!»
Бруно рванулся из огненных колец светлоокого Шивы. Лили махнула растопыренными пятернями, упустив трепещущий, словно от рыданий, рот.
— Тебе не нравится? — шепнул Шива одинаковыми позолоченными голосами.
— Нравится, — признался Бруно. — Но…
«Что — «но?» Это-не-правильно? Одурманенный наркотой, связанный смирительной рубашкой — ты остаешься немецким бюргером, правда, Крамм?
… Цыганка все еще танцует. А диски глазниц пульсируют в бассейне, желтые, как круги голландского сыра.
Тео вскочил, куда-то удалился. Они остались наедине.
— Ты чего вытворяешь? — мрачно осведомился Штефан.
— А ты?
— Я — я встретил умного человека. Редкий клад, между прочим.
— А моя персона среди «умных» не числится?
— К черту, Бруно. Я имею в виду поклонников. Тео из тех, кого я бы хотел видеть среди нашей аудитории, он не пляшет, а слушает — душой слушает. И он не потребует исполнить дэнс-ремикс на «Дистиллят»!
— Рад за тебя, — Бруно отвел взгляд, пощупал воротник: стараниями Штефана пара пуговиц отправилась в небытие. Очаровательно. На сцене он теперь будет смахивать на какого-нибудь Сида Вишеза. Точнее, на огородное пугало.
Возможно, Штефу и нравится хаос в его облике, но Бруно предпочитает аккуратность. Как ни странно.
«Мы разные… но прежде не ссорились. А что теперь?»
Полынь, — предположил он. Выросла — в человеческий рост, и Штефан — хороший садовник сорняков, но Бруно не любит горечь. В конечном итоге, все его заигрывания со смертью и ужасом — попытки вытравить из вен личную депрессию, страхи и комплексы. Вытравить, а не вешать их вместо икон.
— Что с тобой происходит? — Штефан пересел поближе.
— Этот вопрос я хотел бы задать тебе.. «Что происходит?» — ответа не предполагалось, и Бруно суждено терпеть, однако билеты на Берлин уже забронированы — остался один концерт, ну два, считая данный. Дома все наладится, дома разорванный магический щит восстановится. Он верит. Когда предвечные города осыпаются песком, приходится цепляться за веру в остатки чар. Темных или светлых — велика ли разница?
— Не возражаете, если украду у вас Штефана? — кажется, Тео уже говорил сию фразу. Но теперь он предоставил замену — парня и девушку. Бруно заморгал: в юноше он узнал продавца, а девушка, несомненно, приходилась ему сестрой-близнецом. Высокие, андрогинно-тонкие, с льняными волосами и прозрачной речной рябью в глазницах, брат и сестра взирали на Бруно с обожанием, едва не стирая слюну с белесо-коралловых губ. Черная одежда подчеркивала их призрачную бледность.
— Лили и Рональд заменят меня, хорошо? Обещаю, вы с ними не соскучитесь!
«Нет. Не хорошо. Рональд — оборотень; он едва не вывихнул мне руку. А еще оба смахивают на теней из царства Аида».
Штефан уже вскочил.
— Пожалуйста, — Бруно изобразил улыбку, остальные фишки он растерял или проиграл. — Не возражаю.
В розмариновой дымке фигуры растворялись. Белый рисунок на футболке-безрукавке Штефана маячил дольше всего — вверх по лестнице с крутыми ступенями, лестнице избранных, недоступной существам земным, к коим относился Бруно.
Штефан не оглянулся. Ни разу.
— Привет, — тщательно копируя немецкое произношение, сказал Рональд.
Бруно посмотрел наверх. Штефана уже не было.
— Просто не верится, что вы к нам приехали, — заикаясь, добавила Лили. Откуда-то спроецировалась тяжелая запыленная бутылка и три тонкостенных, точно выкованных из арктических льдов, бокала. Хрустальный лед принял виноградную «кровь». Бруно ощутил знакомое благоухание опиума. Абсентовая горечь избранности — для Штефа, ибо он — герой. А Бруно ждут сладкие сказки.
Это он прочел в одинаково-бесполых лицах близнецов.
— Надеюсь, вам нравится в Кросс-Плейнс, — произнес юноша. Без завитушек-наушников он смотрелся старше.
— Очень, — солгал Бруно.
— Пожалуйста. Не сердитесь насчет тогда, ну, магазина. Я попросту не поверил, что вы — это вы, ну и…
— Не сержусь.
Инцидент исчерпан, логика восстановлена. И тут же уволена. Серыми, как алюминий, сетчатками — четыре штуки, будто у фантастического чудовища. Или ангела. Бруно не способен различить.
«Мне очень жаль, Штеф, но ты предпочел ступени к небесам. А я остался внизу, и тут случается всякое».
Глоток ароматной «крови» — из уст девушки, бокал один на двоих. Четырехрукий Шива о двух бледно-золотых головах ласкает его, узким языком — по небу, словно добираясь до горла.
«Не соскучишься», — сказал Тео. Он прав. Белокурое чудовище-ангел искуснее японских гейш, словно всю жизнь оно готовилось к сегодняшнему вечеру.
«Где сейчас Штеф?» — возник вопрос.
Вероятно, наедине с Тео.
В той комнате пахнет левкоями. И шелестят за окном цветочные лепестки наступающей ночи.
«Штеф!»
Бруно рванулся из огненных колец светлоокого Шивы. Лили махнула растопыренными пятернями, упустив трепещущий, словно от рыданий, рот.
— Тебе не нравится? — шепнул Шива одинаковыми позолоченными голосами.
— Нравится, — признался Бруно. — Но…
«Что — «но?» Это-не-правильно? Одурманенный наркотой, связанный смирительной рубашкой — ты остаешься немецким бюргером, правда, Крамм?
Страница
9 из 13
9 из 13
