Добавить в моё избранное
42 мин, 28 сек 11239
В любом случае, Никарт знал о нём слишком мало, чтобы на что-то надеяться. Эта неопределённость казалось холодной и чёрной пропастью, и он пока оставил эту проблему и принялся за другую — ту, с которой ему жить всю оставшуюся жизнь.
Оборотнями его пугали так часто, что никто уже не мог рассказать о них ничего достоверного. В скабрезных анекдотах и песенках они представали любителями сырого мяса и анального секса, не разбиравшими ни вкуса и разновидности того, что едят, ни лица и пола того, кто оказался под ними. Газеты, телевиденье и просто болтуны использовали их название в основном как составную часть для ругательств или гиперболы для обозначения коварства и эгоизма. В недавние времена социалистической ориентации оборотней не существовало даже на официальном уровне и это слово употреблялось как синоним профессионального шпиона и диверсанта. Но время стёрло даже это немного благородную позолоту, оставив только чёрный слой ненависти и недоверия. Законы по большому счёту не запрещали быть оборотнем, обращаться или выть на луну — но в глазах общества и юристов такой человек приравнивался к дикому животному, которому позволено жить только в далёком лесу или в Красной Книге.
«Изучу язык и поеду туда поступать, — усмехнулся про себя Никарт, — Вот родители обрадуются! Интересно, они меня просто побьют, или потом ещё и из дома выгонят?»
Впрочем, до поступления оставалось ещё больше года, а их нужно было как-то прожить. Урок литературы располагал к размышлениям (к тому же, не надо было ничего писать) и он стал перебирать в памяти свои насущные проблемы с новым телом, оставив личную жизнь на потом. За предыдущую ночь обнаружилось, что он умеет бегать, выть и размахивать хвостом, но для полноценной двойной жизни этого было недостаточно. Самой главной проблемой были не когти и не усы: самой главной проблемой было то, что он совершенно не знал, при каких обстоятельствах он превращается. Происходит ли это ночью, под влиянием Луны — её ворованного света и неумолимого притяжения, от которого поднимаются приливы и сходят с ума несчастные астрологи, заработавшиеся до того, что начали уже верить в свою профессию? Или это зависит от его собственного желания? А даже если это и не зависит — можно ли как-то себя натренировать, чтобы обращаться только когда хочется, и не обращаться, когда это неприятно или неуместно? Конечно, полный контроль невозможен — но ведь даже свой кишечник мы не всегда контролируем.
Медицина называла ликантропию неконтролируемой мутацией, примерно раз в два месяца какой-нибудь высокопоставленный врач рассуждал о её опасности по телевизору, но чем она вызывается — Луной, космическими излучениями или городом, в котором человек родился — не говорилось. Больше было советов о том, как обнаружить её у вашего ребёнка и какую немыслимую опасность представляет даже юный и неопытный оборотень для всех окружающих. Им обещали лечение, но в студии не было счастливо исцелённых бывших волчат, а за словами о «квалифицированной помощи» не следовало названий новых препаратов и съёмок оснащённых новейшим оборудованием корпусов. Лекарств, похоже, просто не было, были древняя болезнь и новейшая медицина, не желавшая признаваться, что не может с ней справиться.
Давать советы самим оборотням телевизор считал ниже своего достоинства. Какие беды его ждут, как лучше скрывать свои способности, какая пища ему нужна и чего следует избегать — всё это юный ликантроп должен был выяснять через шрамы на собственной шкуре. Природа дала им зубы, когти, хвост и ярость, а человечество — каменные города-лабиринты, в которых можно скрываться и погибать.
Если это зависит только от Луны, то вся остальная жизнь тоже будет от неё зависеть. По её воле он будет ложиться и вставать, стесняться и влипать в неприятности. Настенный календарь сменится отрывным, в котором теперь печатают и фазы (интересно, кто это организовал? Неужели свои для своих?), а в каждое полнолуние придётся прятаться от семьи и друзей, не забывая, впрочем, являться по утрам на работу. Возможно, у него так никогда и не будет семьи — какая девушка согласиться с таким жить. Разве что девушка-оборотень… Такие, наверное, тоже встречаются: не может же ликантропия быть только мужской болезнью!
Сейчас Никарт знал одно — эта мутация может возникать и сама по себе, а не только по наследству от родителей. Никто из его родителей не пропадал в полнолунье, не оставлял на ковре шерсть и не вгрызался в сырое мясо. В чём-то ему было от этого легче — есть шанс, что его собственные дети будут здоровы — а в чём-то тяжелее — говорить об этом с родителями было бы самоубийством.
Возникла идея обсудить этот вопрос с Ториксом — человеком, которого он считал самым умным во всём классе: два года назад его единогласно избрали старостой (а это значило немало!), а через две недели он попросил об отставке и снова зажил обычной жизнью без беготни и ответственности (а в глазах Никарта это значило намного больше… Его каштановые волосы сохраняли аккуратный пробор от первого и до последнего урока, а порядку на столе могла позавидовать любая из девчонок.
Оборотнями его пугали так часто, что никто уже не мог рассказать о них ничего достоверного. В скабрезных анекдотах и песенках они представали любителями сырого мяса и анального секса, не разбиравшими ни вкуса и разновидности того, что едят, ни лица и пола того, кто оказался под ними. Газеты, телевиденье и просто болтуны использовали их название в основном как составную часть для ругательств или гиперболы для обозначения коварства и эгоизма. В недавние времена социалистической ориентации оборотней не существовало даже на официальном уровне и это слово употреблялось как синоним профессионального шпиона и диверсанта. Но время стёрло даже это немного благородную позолоту, оставив только чёрный слой ненависти и недоверия. Законы по большому счёту не запрещали быть оборотнем, обращаться или выть на луну — но в глазах общества и юристов такой человек приравнивался к дикому животному, которому позволено жить только в далёком лесу или в Красной Книге.
«Изучу язык и поеду туда поступать, — усмехнулся про себя Никарт, — Вот родители обрадуются! Интересно, они меня просто побьют, или потом ещё и из дома выгонят?»
Впрочем, до поступления оставалось ещё больше года, а их нужно было как-то прожить. Урок литературы располагал к размышлениям (к тому же, не надо было ничего писать) и он стал перебирать в памяти свои насущные проблемы с новым телом, оставив личную жизнь на потом. За предыдущую ночь обнаружилось, что он умеет бегать, выть и размахивать хвостом, но для полноценной двойной жизни этого было недостаточно. Самой главной проблемой были не когти и не усы: самой главной проблемой было то, что он совершенно не знал, при каких обстоятельствах он превращается. Происходит ли это ночью, под влиянием Луны — её ворованного света и неумолимого притяжения, от которого поднимаются приливы и сходят с ума несчастные астрологи, заработавшиеся до того, что начали уже верить в свою профессию? Или это зависит от его собственного желания? А даже если это и не зависит — можно ли как-то себя натренировать, чтобы обращаться только когда хочется, и не обращаться, когда это неприятно или неуместно? Конечно, полный контроль невозможен — но ведь даже свой кишечник мы не всегда контролируем.
Медицина называла ликантропию неконтролируемой мутацией, примерно раз в два месяца какой-нибудь высокопоставленный врач рассуждал о её опасности по телевизору, но чем она вызывается — Луной, космическими излучениями или городом, в котором человек родился — не говорилось. Больше было советов о том, как обнаружить её у вашего ребёнка и какую немыслимую опасность представляет даже юный и неопытный оборотень для всех окружающих. Им обещали лечение, но в студии не было счастливо исцелённых бывших волчат, а за словами о «квалифицированной помощи» не следовало названий новых препаратов и съёмок оснащённых новейшим оборудованием корпусов. Лекарств, похоже, просто не было, были древняя болезнь и новейшая медицина, не желавшая признаваться, что не может с ней справиться.
Давать советы самим оборотням телевизор считал ниже своего достоинства. Какие беды его ждут, как лучше скрывать свои способности, какая пища ему нужна и чего следует избегать — всё это юный ликантроп должен был выяснять через шрамы на собственной шкуре. Природа дала им зубы, когти, хвост и ярость, а человечество — каменные города-лабиринты, в которых можно скрываться и погибать.
Если это зависит только от Луны, то вся остальная жизнь тоже будет от неё зависеть. По её воле он будет ложиться и вставать, стесняться и влипать в неприятности. Настенный календарь сменится отрывным, в котором теперь печатают и фазы (интересно, кто это организовал? Неужели свои для своих?), а в каждое полнолуние придётся прятаться от семьи и друзей, не забывая, впрочем, являться по утрам на работу. Возможно, у него так никогда и не будет семьи — какая девушка согласиться с таким жить. Разве что девушка-оборотень… Такие, наверное, тоже встречаются: не может же ликантропия быть только мужской болезнью!
Сейчас Никарт знал одно — эта мутация может возникать и сама по себе, а не только по наследству от родителей. Никто из его родителей не пропадал в полнолунье, не оставлял на ковре шерсть и не вгрызался в сырое мясо. В чём-то ему было от этого легче — есть шанс, что его собственные дети будут здоровы — а в чём-то тяжелее — говорить об этом с родителями было бы самоубийством.
Возникла идея обсудить этот вопрос с Ториксом — человеком, которого он считал самым умным во всём классе: два года назад его единогласно избрали старостой (а это значило немало!), а через две недели он попросил об отставке и снова зажил обычной жизнью без беготни и ответственности (а в глазах Никарта это значило намного больше… Его каштановые волосы сохраняли аккуратный пробор от первого и до последнего урока, а порядку на столе могла позавидовать любая из девчонок.
Страница
7 из 12
7 из 12
