Спрятанный

Его отец вышел из столовой, жуя кусок хлеба с маслом, и попросил Марка принести из чулана молоток и гвозди.

— А я пока достану доски, — добавил он добродушно.

— Но… но папа! — воскликнул Марк с дрожью в голосе. — Ты не можешь! Это же мой колодец, мой любимый колодец!

— Марк, сынок, ты не понимаешь. Я беспокоюсь за тебя. Это очень, очень опасное место, ты можешь упасть в колодец так же, как Стэнли Литтл, и… Нельзя так замыкаться в себе, Марк, ты же постоянно сидишь у этого колодца! Тебе пора найти настоящих друзей, а не глядеть без конца в воду этого проклятого колодца! Я тебя понимаю, нам всем очень плохо после того, как мамы не стало, но мы должны справиться с этим, Марк, превозмочь это!

Не нужно было ему вспоминать о маме. И миссис Сэджвик не надо было напоминать отцу о колодце. Марк молча повернулся и зашагал к чулану, мрачный и насупленный. И у Артура Кинни почему-то не хватило воли — а может быть смелости? — чтобы остановить сына и поговорить с ним.

Чулан находился под лестницей, той самой, с которой так неудачно скатился дедушка Кинни. Марк отворил его выкрашенную зеленой краской дверь, и оказался лицом к лицу с тьмой, ночью, которая задержалась в чулане, вместо того, чтобы уйти с первыми лучами солнца. Марк не любил темноту (она постоянно напоминала ему о Спрятанном), поэтому он торопливо пристал на цыпочки, и щелкнув выключателем, зажег электрическую лампочку. Свет вспыхнул мгновенно, как по волшебству, в один короткий миг, сменяя ночь на день. Вот, так намного лучше.

Чулан был тесным, на полу и на деревянном столике, застеленным драной клеенкой, стояли бесчисленные кастрюли и сковородки, на полках — всевозможные банки, стеклянные и жестяные, в которых хранили гвозди. В стены были вбиты большие гвозди, на них, как обычно, висели молоток, рубанок, пила с оранжевой ручкой… Постойте, а где же пила? Марк нахмурился. Пила всегда на одном и том же гвозде, чуть загнутом вверх. Теперь он был пуст и вопросительным знаком торчал из стены, словно спрашивая мальчика: кто? зачем? Все мужчины заняты листьями, и в этом деле пила им ни к чему. Спрятанный? Но зачем же этому гнусному вору пила?

— Марк, дорогуша, — к чулану подошла тетушка Сью, — будь паинькой, передай Ричарду, чтобы он сходил к Толлетам за нашей кофеваркой, они занимали ее еще в июне. Он в амбаре, зачем-то полез на сеновал. Марк, никогда без взрослых не поднимайся на сеновал, прошу тебя, там такая высокая и шаткая лестница, достаточно одной ступеньке треснуть и … Марк, дорогуша, ты куда? Марк!

Но Марк уже не слышал ее. Он бегом бросился в прихожую, торопясь и путаясь в рукавах, надел куртку, сунул ноги в ботинки, и не завязывая шнурков выбежал на улицу. Конечно же, вот зачем Спрятанный стащил пилу — подпилить верхнюю ступеньку лестницы! «Завтра я все равно прикончу кого-нибудь», — сказал он, да плевать, что оно сказал, надо скорей мчаться к амбару. Сейчас главное успеть предотвратить страшное несчастье.

Марк, шлепая по лужам, побежал мимо беспорядочных дощатых построек к амбару — большому зданию, с односкатной, крытой шифером крышей. Мальчик мчался изо всех сил, его коричневые ботинки сминали и разбрасывали листья, шнурки развевались на ветру. У самого амбара он споткнулся и упал, лицом в прелые листья, но тут же вскочил на ноги, и с криком «Дядя Дик!» ворвался в амбар.

«Я не успел», — колотилось в его мозгу, когда он вбегал в открытые двустворчатые ворота, — «Я наверняка не успел!». Марк приготовился увидеть страшную картинку: на земле валяется упавшая лестница, а под ней, словно раздавленный жук, с вывернутой шеей, как у дедушки Кинни, лежит…

Ричард Кинни обернулся на крик мальчика. Он стоял на самом верху лестницы, держа в руке вилы.

— Быстрее слезай с лестницы, она сломана! — закричал Марк, сложив ладони рупором.

— Брось, Марк, не глупи, я только вчера поднимался по ней, — сказал дядя Ричард, ставя ногу на последнюю, роковую ступеньку, — К тому же сейчас полдень, и …

Марк зажмурил глаза, ожидая услышать сухой треск ломающегося дерева, изумленный, испуганный вскрик, и глухой звук падения, в облаке пыли и сенной трухи … вместо этого до него донеслись шуршанье сена и добродушный голос дяди Ричарда:

— … лошади наверняка уже проголодались, надо навалить им сена полные ясли, чтобы хватило до вечера.

— А как же … пила? — ошарашено пролепетал Марк, широко открытыми глазами смотря вверх, где на фоне светлого квадрата окошка отчетливо выделяла черный силуэт дяди Ричарда.

— Какая пила! А, та, с оранжевой ручкой? Она, наверное, в сарае. Я утром брал ее чтобы распилить брусок для подпорки, и, видно, забыл вернуть на место. Какой же я растяпа! — и Ричард Кинни расхохотался, продолжая сбрасывать охапки сена вниз.

— Тетушка Сью просит принести нашу кофеварку от Толлетов, — быстро проговорил Марк, краснея от стыда, и не слушая ответ дяди Ричарда, поспешил выбежать из амбара.