Испытатель

Мне прописали много гулять. Только…

Я подумал о лакированных штиблетах, но, бросив взгляд на ноги Лины, замолчал.

— Что — только?

— Ничего, — сказал я, таращась на лакированные голубые туфельки. — Забыл, что хотел сказать. Просто пойдём погуляем.

— Нравится? — спросила Лина с некоторым тщеславием, заметив мой интерес к её обуви.

— Очень! — пылко признался я. — Тебе так здорово в этом всём…

Лина действительно шикарно выглядела: голубые сверкающие туфли, пышная белая юбка, сине-бирюзовая кофточка. И соломенного цвета волосы с рыжеватым отливом. Честное слово, я был горд, когда парни вертели шеей вослед Лине. Её красота послужит достойной заменой приглаживанию моих пёрышек.

Мы неспешно, держась за руки, потопали в Сосновку. Меня потряхивало, но свободная ладонь крепко сжимала саквояж из змеиной кожи. Не слишком тяжёлый саквояж. Я думал, будет тяжелее.

План был прост — пора познакомить Лину со мной по-настоящему. Она должна знать, что я — испытатель. В глубине души я надеялся, новое знание навсегда отворотит её от меня, потому что она начала надоедать мне. Начала мешать и отвлекать от главного. Моя смерть развернёт её взор на сто восемьдесят градусов. Если только вдруг ей самой не понравится испытание.

Светофор на Северном проспекте словно залип. Андрею пришлось ждать почти минуту, чтобы поток машин остановился. Тихий ясный день в преддверии осени, деликатно напоминавшей о себе прозрачным до белизны небом, разленил, размягчил Добрикова. Можно было поймать маршрутку и домчать с ветерком до Политехнической, но Андрею отчаянно захотелось пройтись пешком. Он пересёк проезжую часть и свернул на дорожку вдоль парка, с наслаждением вдыхая запах влажной листвы.

Довольно скоро следователь поравнялся с парочкой влюблённых. Молодые люди тесно прижимались друг к другу, словно отмечали последний день перед вынужденным расставанием на несколько лет. Андрей не мог видеть их лиц, но по стройным крепким телам, по отличной осанке и ухоженным волосам обоих догадывался о красоте парня и девушки. Добриков сбавил шаг, чтобы полюбоваться тем, что вечно ускользало из его собственной жизни — любовью и нежностью. Он бесшумно крался за парой, пока солнечный луч, отзеркаленный от стекла проезжающего мимо автомобиля, не рассыпался радужными брызгами на блестящих девичьих туфельках. Отблеск приковал взгляд Андрея к голубым лодочкам и заставил насторожиться. Слишком много лака, подумал он, слишком много нарядной обуви. Добриков успокоил бы себя, прошёл бы мимо — лакированный туфли украшали ножки девушки, не парня — но взор непроизвольно переключился на сумку, что нёс молодой человек, и Андрей, увеличивший было шаг, притормозил. Сумка шевелилась. И еле заметные шевеления не совпадали по ритму с обычным покачиванием руки, несущей её.

Дорожный кофр выдавал во владельце если не пижона, то любителя экзотических путешествий. Кожа рептилии, кажется, питона, выглядела дорого и очень необычно. Её ромбический рисунок светло-коричневых тонов выверенно гармонировал с бежевой сорочкой кавалера, и — вспучивался время от времени то с одного, то с другого бока. А туфельки искрились и сверкали. На шпильках — в парк? И парень — широкоплечий шатен спортивного сложения. Неясные, смутные подозрения, зашевелившиеся в душе Добрикова, заставили приотстать, опустить голову и вместе с парочкой свернуть с гравийной дорожки на затенённую тропу, изрезанную выступающими корнями сосен и почти невидимую среди кустов дикой малины и папоротника.

— Ты так дрожишь, — обеспокоенно произнесла Лина. — Лучше нам выбраться на солнце, ты замёрз. Ты какой-то не такой сегодня. Как будто спишь.

— Все люди спят, но умирая, проснутся, — процитировал я сквозь зубы. — Скажи, ты хочешь проснуться?

— А я не сплю, — захлопала глазами подруга. В красивой головке её никогда бы не смогла поселиться мысль о сне — о настоящем сне, в котором мы все пребываем до поры до времени. О сне, выход из которого я ищу через мои испытания.

— Тогда что ты думаешь о пяти мутных ручьях и чистом глубоком источнике? — снова спросил я.

— Почему пяти? Нам снова прыгать через ручей?

Дренажную канаву, преградившую нам путь в самое сердце леса, Лина храбро преодолела на моих руках, взвизгнув всего разочек, когда я с разбегу взмыл над грязноватой водицей. Хватил ли подруге храбрости пройти со мной отведывание? Хватит ли сил, чтобы до конца досмотреть кошмарный спектакль, в котором я буду единственным актёром, а она — единственным зрителем?

Я ласково поправил рыжую прядку над виском девушки. В сердце моём неожиданно разлилась уверенность, что в присутствии Лины я обязательно постигну главный замысел, и мой чистый источник наконец-то пробьётся сквозь ил пяти ручьёв.

Когда парочка сиганула через канаву, Андрей чертыхнулся. Скакать сайгаком не входило в его планы.