Испытатель

Рыдающая Лина выплёскивала какие-то слова, я улавливал их, но смысл безнадёжно ускользал, как ускользала от нас в дебри парка мамба. Змея почему-то возвращалась, чтобы тут же исчезнуть и тут же вернуться, и я пристально всматривался: чудится мне её возвращение или действительно она кружит по поляне.

Когда грудь моя превратилась в неподъемный бетонный панцирь, я ощутил ужас. Ни божественного света, ни существ, подносящих мне откровение, я не видел. Даже во время выстрела из охотничьего ружья мне удалось краем глаза отметить дивное сияние и наложенную поверх него улыбку. Я устремился навстречу той ласковой улыбке, твёрдо зная, что меня примут с огромной любовью, что мне поведают скрытое. К сожалению, дальше я потух, очнувшись в кровати разбитым и с адской мигренью, но воспоминания о свете и о нежной, прощающей улыбке долго грело душу.

Дурак! Идиот! Я обругал себя ещё тысячью бранных слов, едва осознал, что до самой кончины буду находиться в ясном уме, и что яд воздействует паралитически. Начнёт отвисать челюсть, перестанут шевелиться конечности, подкатит удушливый ком к горлу, давление упадёт до шокового уровня — а я всё так же буду пялиться на стебли пырея, на побуревшие листья черники и на страдающую подле меня Лину. Стон, вырвавшийся из слабеющей глотки, лишь жалким эхом отобразил бездну отчаянья и бессмысленности, в которую я стремительно погружался.

— Капитан Добриков! Да, при исполнении! Да, укус змеи!… Не шучу! Змея была принесена! Сосновка, угол Северного и Тихорецкого, первая аллея от Северного, далее первая дорожка налево… Я встречу!… Змея? Не знаю. Серая какая-то. Чёрная пасть. Делать-то что? Нет у меня кариеса… Понял…

Андрей сунул мобильник в брюки и склонился над парнем:

— Где у тебя рана? Парень, не молчи, скорая уже едет, не молчи! Куда укусили?

Лицо молодого человека с серыми затуманенными глазами было чисто, лишь на левой его половине полыхал жаркий румянец. Он натужно сипел и скашивал зрачки на левую щёку, но щека было чиста!

— Это я… Меня укусили…, — задыхаясь, промолвила девушка. — Слева…

Добриков развернулся и, разглядев след от двух острых клыков, решительно приник к нежному женскому лицу. С силой втягивая содержимое раны и яростно сплёвывая, Андрей минут десять бился над девушкой, завязывая узелками тоненькую рвущуюся нить жизни. Он хлопал её по щекам, не позволяя проваливаться в сонное беспамятство, что-то рычал, тормошил, пока в кармане не завибрировал сотовый телефон. Скороговорокой описав по мобильнику, как их найти, он продолжил высасывать яд или то, что выходило из раны, развороченной усилиями его губ, и прекратил только тогда, когда мышцы девичьего лица вдруг стекли куда-то вниз.

— Вы быстро, — механически сказал Добриков, уступая место врачу и санитару.

— Мы ж не скорая, — хохотнул санитар, — мы из 122 части, она вот, через дорогу.

Серьёзный пожилой врач, быстрым движением ввёл девушке препарат, затем второй, а затем удовлетворенно проговорил:

— Если не астматик, выкарабкается. Сейчас от змей редко умирают.

Он принялся колдовать над пациенткой, а её спутник, сероглазый шатен в бежевой сорочке, приподнялся, сел на траву, потом, опираясь о ствол сосны, с трудом встал на ноги. Два раза он падал, но упорно карабкался по стволу. Приняв вертикальное положение, не замечая никого рядом с собой, он побрёл по тропинке. С лопаток его сыпался лесной мусор — травинки, палочки, влажный песок.

— Стоять! — приказал Добриков и ухватил парня за плечо. Тот не сопротивлялся.

Алексей Юрьевич Завадский картинно выпустил вверх струю дыма и плотоядно произнёс:

— Прелюбопытнейшего клиента вы доставили! Прелюбопытнейшего! Прямо психиатрическое пиршество какое-то! Надеюсь, вы этого товарища к нам поместите?

Завадский, независимый эксперт из института имени Бехтерева, курение зависимостью не считал, а считал «удовольствием с последствиями». Впрочем, излечение от табака не входило в круг его обязанностей. Специализация Алексея Юрьевича была куда серьёзнее и касалась глубинных нарушений психической деятельности.

— Стало быть, в акте будет указана невменяемость, — проговорил Добриков.

— А Вы сомневались?

— Никогда бы не подумал, что он псих, — грубовато заявил Кононов. — Нормально разговаривает, духов там всяких не видит, голоса не слышит. Удивляется, правда, что девицу пытался убить. Уверяет, что змея укусила именно его. Картинно так всё описывает, аж жуть берёт.

— Он не лжёт. Почти не лжёт, — спокойно сказал Завадский.

— Это как же? — одновременно удивились следователи.

— А так, — эксперт затушил окурок в набитой до самых краёв пепельнице, свидетельствующей о том, что мнение о табаке с Завадским разделяла как минимум половина бехтеревцев. — У товарища нашего крайняя степень эмпатии. Он физически ощущает всё то, что происходит с человеком, с которым у него установлен тесный телесный или зрительный контакт.