Житель руин

Насколько помню, я не на миг не задумывался, что там светит и как оно может помочь. Зашуршали под ногами кусты. рука раздвинула ветки и подняла вполне обыкновенный прут. Обычный высохший прут, неотличимый даже по цвету — или его свет был таким, какого не видишь глазами.

Что с ним делать, я тоже не знал — или знание было так глубоко, что я его не почувствовал, развернулся, подошел к дереву, поддел гибким концом шапочку, и она рухнула. Шлёпнула, как коровий блин, и на мгновение показалась, что под ногами качнулась земля.

Я поднял её и понёс в домик. Пока шёл, отовсюду поднимался ветер, а где-то в небе ползла тьма — я почувствовал её только тогда и сразу же что-то у меня внутри её узнало, словно мы с этой тьмой старые знакомые. Когда уже отлично прорисованная луна стала отливать зеленоватым, я не удивился и только ускорил шаг. Солнечный шарик ещё не ушёл в Вечный Океан, держался, и я держался тоже.

Ты спросишь меня, Ларант, как я мог найти домик — ведь, как ты догадался, я понятия не имел, куда забрёл. Не объясню: сам не знаю. Было только ощущение, которое я не знаю, с чем сравнивать. Но попробую объяснить, тем паче, что нужно дать этому глупому мальчику время добраться до домика.

За твою короткую жизнь тебе всё же приходилось хоть раз ПО-НАСТОЯЩЕМУ куда-нибудь спешить. К родителям, когда ты был занят чем-то в тысячу раз более важным, к другу, с которым что-то случилось — а может уже и на свидание. В любом случае, ты наверняка знаешь, что с тобой происходит, когда начинается СПЕШКА. Разум трепыхается, словно паралитик, руки хватают только воздух и если тебе нужно захватить с собой, какую-то вещь, ты не найдёшь её, сколько бы не искал — а потом вдобавок опоздаешь.

Так вот, у меня всё было совершенно наоборот.

Я шагал не глядя, перебирался не думая, карабкался не проверяя и знал не пугаясь. Я не знал, где нахожусь, я не знал, где домик, я понимал, что мне немного осталось — и всё-таки я успел.

В последних лучах солнце она казалась красной, словно щека, которую только что отхлестали. Дверь чернела могилой. Только внутри я заметил, что единственное оконце заросло.

Глинобитный пол давно разломала трава, из обстановки уцелел только чумазый очаг и ещё крюк в стене. Никого в домике не было.

Я не особенно удивился решил ждать — ведь Маленького Всадника могли задержать на Горе. Шапочку повесил на крючок, а сам присел на корточки.

Ударил гром… нет, грома не было. Просто что-то вздрогнуло, что-что встряхнулось… как много раз… когда-то… Я закрыл глаза и тут меня по голове что-то шлёпнуло. Веки взметнулись — тьма. Закричал, поднёс руку, наткнулся на ткань.

Просто шапочка слетела.

А когда я содрал шапочку, в домике было и вправду темно. Дверь исчезла, там был голый камень. А из окна по-прежнему пробивался свет — зеленоватый.

Я так и не выяснил, сколько дней провёл в Сторожке. Конечно, можно было полистать хроники, опросить местных, кто ещё жив, сделать некоторые вычисления — но ЗАЧЕМ? Всю жизнь, даже когда был посмелее, я не решался накладывать на то, что было там, жёсткий переплёт нашего взгляда и нашего мира. Для таких, как Маленький Всадник, есть лишь СЕЙЧАС, ВСЕГДА и НИКОГДА, они не боятся людей, даже когда мы рубим их деревья и убиваем их самих. Человеку этого не понять — да я и сам этого не понимаю.

Есть мне не хотелось — скорее всего, просто от волнения. Очень хотелось спать, но засыпал я тошнотворными урывками, и там, в снах, было то же самое — тесная каменная комната со скачущим зелёным светом.

Я не знал, что происходит снаружи. Не знал, но понимал. Сны мои не выходили за пределы комнатки, но люди и вещи снаружи попадались постоянно. Один раз в середине комнаты появилась отрубленная голова дяди, которая принялась меня увещевать. Я закричал, уполз в угол, но глаза оторвать не мог — она висела, громадная, зеленоватая, брызжа слюной и долго, тщательно, старательно отчитывала меня безо всякого повода, просто за то, что я не такой, каким мог бы, наверное, быть. Когда прямо из пола брызнули чёрные слизняки и начали пожирать голову, я так обрадовался, что тут же проснулся.

Очнувшись в тишине (звуков снаружи не было, даже лес не шуршал) я решил поблагодарить богов за то, что они свели меня с моей роднёй. Строго говоря, права у меня не было, но я знал, что их бесплотные Сущности уже бредут по «древнейшей из небесных дорог».

Я расчистил себе место, встал на колени и заговорил.

Пожалуй, ещё ни разу, ни до меня, ни после, Поминовение не делали в таком месте. Разве что где-нибудь в древних легендах. Помню, что уже на первых словах повеяло ветром, а зелень вспыхивала и гасла в такт, — хотя теперь это кажется довольно жалким. Комната где-то по ту сторону мироздания, вокруг зелёный хаос не понятых сил, творится что-то невероятное, и — звонкий мальчишечий голос читает навечно вызубренные формулы, постоянно вставляя слова неведомых языков.