Житель руин

Когда дошёл до Дел, показалось, будто разум обернули плёнкой. Людей, про которых следовало сказать, хватало — Самронг, тётя, кое-кто из слуг — но я не знал, ЧТО нужно сказать. Я у них жил, иногда разговаривал, они что-то хотели от меня, но что, узнать я не успел и никогда не успею. С тем же успехом я мог остановиться в гостинице.

Хотел рассказать про сестру — но её уже Поминали. Про мать — тоже ничего не вспоминалось.

Не знаю, сколько так простоял. Просто стоял и молчал, губы тряслись, а свет мигал в прежнем ритме, словно издеваясь.

В сон я рухнул, как в яму. И снова замельтешил калейдоскоп кошмаров, тягучих, будто мармелад.

Один раз я поднял голову и увидел, что возле окна стоит Маленький Всадник. Он был без лошади.

— Я за шапочкой, — улыбнулся он, — Нет, не беспокойся — ты здесь в безопасности.

Я не сдержался. Подбежал и встал, глядя прямо в его… БЕСКОНЕЧНЫЕ глаза. Именно так. Возможно, я боялся, что он сбежит? Весьма интересно: ведь я даже не знал, как он сюда попал.

— Я в безопасности, — говорил медленно и, как казалось, весьма грозно, — А ОНИ?

— Кого ты имеешь в виду? Животные?!

— Люди! Мои родственники! Их слуги! Крестьяне, наконец.

— Ах, люди… — похоже, он не особенно отличал их от животных, — Крестьяне, насколько я могу судить, почти не пострадают. Они не причём и едва ли понимают, что происходит…

— Что происходит!? Что???

Он знал, что вопрос я задаю другой. И ответил на тот, правильный.

— Они мне не нужны. Я не хочу и не могу их спасать. Тебя — могу.

— Они — моя родня…

— Не больше, чем мать. А внутри всё одинаковое. Но ты не из них, Блуждающий Огонёк.

— Неправда!

Он одел шапочку и взял меня за запястья. Что-то укололо, словно в вены крови потёк талый лёд. И он ответил — не словами.

Я забыл, то, что он показывал. Запомнил только слово: Тха Као. До сих пор его помню.

Ларант, заклинаю тебя, всем святым, что у тебя есть. Не важно, что это и где, важно лишь, чтобы ты не обронил это, уходя из зыбкого тумана юности. Если это расположено в храме, я заклинаю тебя этим. Если это память обо мне, я заклинаю тебя памятью обо мне. Если это сердце какой-нибудь девушки — я не против, лишь бы ларец для клятвы оказался достаточно прочным.

Заклинаю тебя, Ларант — чтобы ты не сделала с тобой твоя джизнь и что бы ты сам не сделал со своей жизнью, на какую дорогу тебя бы не забросило, и какая бы дорога, ликуя, не бросилась под ноги, кто бы не был рядом с тобой или вдали от тебя, кто бы не владел твоим сердцем, разумом и желудком — никогда, НИКОГДА даже не мечтай о Тха Као.

И не старайся узнать, что этот такое, где это расположено или когда это происходит.

— Так, — Ларант оторвался от бумаги и оглядел всю компанию. Потом глянул на небо — день, словно сообразуясь с ходом повествования, постепенно катилось к закату, — Тут я хочу вас попросить. Я НЕ ЗНАЮ, что такое это Тха Као и не имею не малейшего желания узнавать. Идёт?

— А от нас что требуется?— Тейс оправилась первой.

— Не дразнить меня этим. Никаких приветствий, невинных шуточек и изощрённых намёков. Хорошо?

— Конечно.

В наступившей тишине Ларант ещё раз посмотрел на слушателей и понял, что не о каких дразнилках не может быть и речи.

Вечер был тёплый, мягкий, сад дышал ароматом сладких листьев, но трое сидели закоченевшими. Тени одевали их, словно серый лёд.

Им было слишком страшно, чтобы издеваться.

И Ларант продолжил.

Однажды ко мне пришёл здоровый сон — хороший, терпкий, освежающий, словно проточная вода. Я спал и спал, насыщаясь, а когда проснулся, на моём лице лежал свет.

В домике опять была дверь. Снаружи был солнечный полдень, лес чирикал на тысячу голосов.

Я вышел и уселся на камень, немножко выпиравший из стены. Хотелось пить и есть, все жилы обмякли, словно струны, когда раскрутишь колки. Но душе было всё равно. Хотелось смотреть на небо, на вершины далёких гор, на листья, расцвеченные пятнышками солнечного света. Хотелось увидеть летящего ибиса с червяком в клюве, похожем на длинный красный шнурок — он летит кормить птенцов, ведь только люди бросают своих детёнышей или питаются их несчастьями. Хотелось убедиться, что земля одна, небо одно, мирозданье одно и боги хранят его, ибо иначе и быть не может.

Только к полудню я пустился в путь. Моё сердце билось ровно, каждым ударом подтверждая, что на мне нет чужого взгляда — ни матери, ни дяди, ни Маленького Всадника. В первый раз за всю жизнь (сейчас я думаю, что и в единственный) я просто шёл по траве и был самим собой.

Я не стал сворачивать к деревне. Всё равно все уже в поле, да и едва ли кто-нибудь понял, что произошло.

Веленга встретила меня запертыми воротами. В абсолютной тишине я обошёл частокол, подошёл к калитке и дёрнул за ручку.