Житель руин

что в траве бывает столько цветов… Свистели птицы, шуршали змеи, бегали по камням неведомые зверьки. Я не знал ни одного слова, ни одного названия (похоже, мать не очень старалась знакомить меня с природой) — и. может, поэтому так радостно смотрел на всё вокруг.

Сейчас, став старше, я тщетно пытаюсь восстановить те чувства, хоть иногда и плачу от запаха простой травы. Природа не терпит слов, канонов и человеческого разума, у неё нет знаний, и она требует того же от нас. Никогда ни до, ни после я не был счастлив так полно, как в тот день — счастлив просто, счастлив сам по себе, счастлив, как животное или трава. Я был счастлив, и не было никого, кому я был бы этим обязан. Даже себе — ведь и «я» исчезло.

Болит спина. Когда у старика болит спина, он не верит, что когда-то был счастлив. Простите это и мне.

Как я уже говорил, я настолько ушёл в чудесный мир горы, где бессмысленный культ и безумная природа сплелись в одно всеобъемлющее целое, что не видел и не слышал ничего вокруг. Помню, я сидел на камне, раскрашенном ажурной листвой дерева, имени которого я не знал и не стремился узнать, щурился на симпатичную зелёную змейку, которая ползла по своим делам вдоль распоротых корнями ступеней, когда услышал звонкий перестук. Сперва мне показалось, что это какая-то птичка-щелкушка — но стук становился всё ближе и я не на шутку перепугался. Вдруг это клещ, из тех, что любят забираться в ухо и лакомиться твоим духом, медленно сталкивая тебя в безумие?

Когда я увидел его, в ушах горело, а ногти стали жёлтыми от серы. Просто появился из-за небольшого уступа и замер подо мной — я сказал бы «на уровень ниже», но Гора не имеет уровней. Особенно это заметно, если смотреть с какой-нибудь точки — просто зелёное полотно леса с лентами лестниц и пятнами колонн уходило вниз, превращаясь в тенистую ложбину, где видны щербатые крыши деревеньки, похожие на ржаво-коричневую поросль каких-то грибов.

Откуда-то всплыли правила вежливости, и я отвесил поклон. Человек улыбнулся и ответил мне тем же. Был он в простой зелёной накидке из отличной зелёного ткани, а на лысой голове поблёскивала серебряной бахромой симпатичная чёрная шапочка.

— Ты здесь что-то ищешь?— голос был приятный и ласковый. Тогда я не знал, с чем его можно сравнить, теперь знаю. Это голос нашего добряка Нуон Ну во время праздничной службы.

— Спасения, — просто ответил я. И вы бы просто ответили. На этой горе становишься дикарём и разучиваешься говорить что-то кроме правды.

— Спасения?— он, казалось, меня понял, его доброе круглое лицо смягчилось, — А ты умный парень, хоть и запуганный. Знаешь ли ты, что есть вещи, которые можно найти только в одиночку?

— Почему?— у меня не было ни одной задней мысли. Мне загадали загадку, чтобы подогреть интерес, я должен спросить, потому что мне и вправду интересно.

— Например, алмаз, — как ни в чём ни бывало продолжал он, — Он только один, на всех не разделить. А ещё бывает, что лошадь, — он потрепал по холке свою, — просто не выдержит вместе с поклажей ещё и второго всадника. Верно я говорю?

Человек снял шапочку и посмотрел мне в глаза. Как дядя вчера вечером, только там были чёрные пятна, похожие на глазницы слепца, а здесь живые, блестящие, любопытные — ВЕЧНЫЕ.

— Ты знаешь, что это?— он держал шапочку так, чтобы я видел чёрный верх и серебро окаёмки.

— Затмение, — ответил я. Почему? Потому что это и вправду было затмение.

Он рассмеялся, потом внезапно закрутил её вокруг пальца. На каждом круге солнце вспыхивала на серебряном обруче, словно подмигивая мне из голубой бездны неба.

— Я могу тебе верить, — сказал он, — хотя даже не знаю твоего имени. Ты честный паренёк и ни от кого ничего не требуешь — качество, весьма редкое в наше время. Только с такими мне есть, чем поде… ой-ой-ой-ой!

Шапочка сорвалась с пальца, взвилась в небо, прочертила в полуденной бирюзе роскошную дугу и крохотной чёрной птичкой зашелестела где-то в ложбине.

— Ты видел?— удручённо воззрился он на меня, — Улетела, упала моя любимая шапочка. И ведь теперь не найдёшь. Так, что ли?

В записанном виде это напоминает обиженного ребёнка. Там — было искренне, с чем-то бездонным между словами.

— Почему нет? Найдётся…

— Конечно найдётся, — согласился он, — Ведь ничто не пропадает. Всё хорошее рано или поздно находится, как бы мы не привыкли к тому, что его нет совсем…

Он перегнулся через луку и посмотрел вниз. Потом наверх — солнце уже зашло за гору.

— Знаешь, я бы поискал сам, но у меня дела. Найдёшь и принесёшь, мне, хорошо? Там, внизу, заброшенный домик смотрителя — вот туда занесёшь, я буду ждать. И постарайся успеть до вечера, пока местная живность на охоту не вышла.

Я кивнул. Если бы он просил меня прямо здесь сделать стойку на руках, а потом через голову, я тоже бы согласился.