Скульптор

Что было мочи, я издал вопль, полный страдания. Я орал так громко как мог, пока связки не задребезжали и крик превратился в хрип, а потом и в жалкое кряхтение.

— Черти его дери, что он так орет то? Вкатите ему передольчика, пущай подремает, — раздался из соседней палаты голос Петра Ивановича. Медсестра моментально побежала на пост и через мгновение вернулась со шприцом, содержимое которого очень быстро влили в меня.

Даже под действием препарата, продолжая хрипеть от невыносимого отчаяния, я не мог поверить в реальность происходящего, а потом уснул.

Во всем остальном, эта реальность копировала предыдущую, но вот настал день, когда под вечер в мою палату пришел Федя.

— Макс, к тебе гости, — сказал он, тихонько открывая дверь.

— Кто? — буркнул себе под нос я.

— Мама, она ждет тебя в комнате для свидания.

— Как, мама? Это невозможно, она же… давно она там?

— Нет, только пришла, — сказал Дима и улыбнулся.

Через несколько минут я уже беседовал с ней, господи, как я скучал и вот она, моя дорогая. Я теперь ее узнавал, память об этой жизни возвращалась

— Мама, мамочка, ты жива? — рыдая, бросившись ей на шею, простонал я. Обнял и заплакал еще горче.

— Конечно, жива, Максим. Что за детский сад, а ну возьми себя в руки? Ты уже взрослый мальчик!

— Мама, пожалуйста, не ходи сегодня ни куда. Особенно по магазинам, пообещай мне, что после меня сразу отправишься домой.

— Максик, что такое, что-то случилось? — ласково спросила она.

— Мама, просто пообещай мне!

— Хорошо, хорошо. Обещаю тебе сынок, сразу отсюда пойти домой и никуда до завтра не выходить. Ты доволен?

— Да мам, я счастлив. Если бы только знала, как я счастлив! — сквозь слезы и еще крепче ее, обнимая, произнес я.

В наш разговор вмешалась медсестра.

— Простите, с ним сегодня что-то не то. Я думаю лучше перенести свидание, уж слишком Макс возбужден.

— Я все прекрасно понимаю, тогда я лучше зайду в гости завтра, — учтивым тоном сказала мама.

— Нет, не уходи. Прошу тебя, побудь еще со мной.

— Максим, я сейчас позову санитаров, — грозно предупредила медсестра.

— Хорошо, тогда до завтра. Мам, но помни, ты мне обещала.

— Помню, помню, сына. До завтра, — она звонко чмокнула меня в лоб и ушла.

Утром следующего дня, после укола, напоминающего оставленный в заднице осколок битого стекла, ко мне подошел Дима. Его вид выдавал человека, который был обязан сообщить ужасную новость, вопреки своим желаниям.

— Дима я знаю, что ты мне скажешь, — тихо произнес я. — Только не говори мне это вновь, прошу тебя.

— Макс, твоя мама, она…

— Умерла, верно? — На моем лице появилась безумная ухмылка. — То есть я ничего не могу изменить.

На этот раз я сидел спокойно, просто уставившись в одну точку и улыбался. Санитар был в панике и позвали доктора. Тот в свою очередь сказал, что у меня шок и скоро это пройдет. Но нет, я знаю, не пройдет, никогда больше ничего не пройдет. Этот проклятый мир, схватил меня своими мерзкими лапами и не желает отпускать даже после гибели.

— Мне жаль, Макс. Я скорблю вместе с тобой, она была хорошая женщина.

— Я знаю Федя, спасибо, — сказал я и теплые слезы выступили на моих глазах. Слезинка побежала по щеке, оставляя холодный соленый след, единственное, что выражало мою глубокую скорбь, по усопшей матери. — Принеси мне тетрадку и карандаш, я хочу сделать кое какие записи, — Санитар с недоумением посмотрел на доктора, но тот лишь молча кивнул ему. В ту же минуту Федя отправился на пост и совсем скоро вернулся со старой школьной тетрадкой и практически полностью сточенным карандашом и протянул их мне.

— Оставь меня Федя и забери с собой дока, мне надо побыть одному, — Федор с доктором поспешно удалились из палаты. Я оперся локтем на спинку кровати. Смешно… Буквально недавно она помогла мне покинуть этот тусклый мир, а сейчас она служит опорой для моего тела. В деталях изменилось многое, а концепция оставалась пугающе неземной. Я был частью чего-то замысла, настолько великого, он был омерзителен в своей реализации. Нет, это точно не игра, это безумие…

Все в точности повторилось, как и прежде. Алиса, Федя, мое изнасилование и мое самоубийство. На сей раз задуманное мне удалось воплотить с легкостью. Только эта тетрадка не дала мне сойти с ума, в нее я записывал все, что видел. Помню и продолжаю записывать эти строчки сюда. Моя смерть на этот раз была намного болезненнее. Видимо во время лечения перелома мне давали какие-то препараты. Иначе бы боль была нестерпима. Вновь красная дымка, утопившая в своем чреве реальность и снова это…

Снова это поле цветов и сводящий с ума цитрусовый запах. Фрезии и только фрезии до самого края глаз, к заходящему солнцу, которому не суждено скрыться за горизонтом, к закату который застыл в вечности.