Чёрная невеста

Тесть, удачно пересевший из кресла секретаря обкома в кресло руководителя нефтяного концерна, не забывал своими заботами любимую дочь и зятя. Вместе с Анатолием Львовичем Петр нередко баловался охотой и рыбалкой на Вуоксе и озерах Карельского.

Но вернёмся в кабинет Петра Васильевича.

— К чему бы эти совпадения? — думал он, расхаживая по кабинету. Пятница, тринадцатое…

Здесь, не дремавшая Муза, — слегка приложилась обнаженной коленкой чуть пониже спины нашего уважаемого автора.

Петра Васильевича осенило! Это знак, знак свыше… Он должен что-то написать в пику служителям преисподней!

Петр Васильевич достал лист бумаги из стопки не уничтоженной архивной переписки. И привычно устремил взгляд в потолок.

Через полчаса стихотворение вчерне было написано. Следующие полчаса он потратил на его шлифовку на компьютере. Затем, удовлетворенный собою, распечатал на принтере творческий итог столь редкого пятничного совпадения.

Взглянем, что же у него получилось?

Тринадцатое августа, пятница.

Ну, как это вам нравится?

Опять совпадение пиковое,

А вдохновение — липовое.

Брожу я по интернету.

О, Муза! Ну где же ты, где ты?!

Будь милосердней к поэту,

Явись! — но ответа нету.

Графомана — завидна отвага!

Была бы только бумага.

С сюжетами он не страдалец:

Всегда под рукою палец!

А тут молчишь месяцами;

Мандельштам же молчал годами.

Его бы святую отвагу,

И зря не марать бумагу.

13-е августа, пятница.

Ведьмы на шабаш собираются.

Ну их — к нечистому — к лешему,

К графоманскому, интернешному!

Вечером, показав дражайшей половине своё творение, Петр Васильевич, получил положительную рецензию.

— Особенно славно, как ты себя к Мандельштаму подцепил! — съязвила в конце хвалебного спича жена.

Петру Васильевичу будто ушат холодной воды на голову вылили.

— И это та, которой я посвятил столько проникновенных строк! — обиженно размышлял он, удобно устроившись через некоторое время на диване.

— О, женщины, женщины! — удрученно философствовал он — как они меняются с годами, и далеко не в лучшую сторону.

Отойдя, вскоре, от раздумий о женском вероломстве и непостоянстве, Пётр Васильевич вспомнил о своей вновь обретённой миссии. Тем же вечером, он поместил стишок на своей страничке в интернете.

Привычно нажав на кнопку Новинки, бегло пробежался по примелькавшимся именам графоманов. Внезапно внимание Петра Васильевича привлекло название одного из стихотворений: Бред эротоманки. Автор скрылся за псевдонимом Дуся.

Стихотворение изобиловало архивного свойства словотворчеством и порнографическими подробностями совокупления. Однако нельзя было не отдать должного мастерской, с графической точностью выдержанной форме произведения, изяществу и оригинальности отдельных словосочетаний. Петр Васильевич нажал на значок Другие произведения. Его взору предстала страничка неизвестного автора.

На помещённой на ней фотографии — была запечатлена фривольно раскинувшаяся в кресле девица, лет двадцати двух-двадцати пяти, в оранжевом пиджаке, наброшенном на голое тело, с неординарным бюстом и смазливой мордашкой. В руках красотка держала шестигранное цветное стекло с дыркой посредине. На её устах блуждала насмешливая изучающая улыбка…

О себе поэтесса почти ничего не сообщала. Лишь то, что романтица безумная и талантица неимоверная; что любит посещать кафешки, обожает Мураками, а также мужиков — Квазимодов, но с юмором! И, вааще!.

На странице было размещено лишь несколько стихотворений.

Петр Васильевич нажал кнопку Статистика и увидел, что страничка открыта только что, т. е. 13-го августа… Он вернулся на основную страницу, открыл первое попавшееся стихотворение.

Оно называлось Чёрная невеста. Стихотворение было выдержано в стиле предыдущего. Та же строгая графическая форма. Однако, выполнено оно было на чёрном фоне. Тема стихотворения незамысловата: по сути, те же эротические фантазии. Произведение выполнено профессионально, но с подобным же, заимствованным у некоторых авторов серебряного века, словотворчеством.

Героиня стихотворения, явная нимфоманка, с порнографическими подробностями описывает процесс соития. В конце произведения она, на пике оргазмических спазмов, — убивает своего возлюбленного…

Пётр Васильевич задумался: смотреть ли дальше? И, тем не менее, щёлкнул по очередному названию. С первых строк стихотворение захватило свежестью и необычностью усложненного для восприятия текста, ускользающим смыслом, но возрастающим поэтическим ароматом. Это уже была настоящая поэзия.

Так писать Пётр Васильевич не мог, не умел. И не сумел бы, даже если бы очень захотел.