Добавить в моё избранное
410 мин, 18 сек 19089
Один глаз был приоткрыт и наполнен какой-то жидкостью — должно быть, дождевой водой, другой плотно зажмурен. Жирные мухи садились на лицо. Нужно было уходить, но мальчик медлил.
Ему нравился этот человек. Нравились его мощные руки и ноги, нравилось странное багровое пятно на одежде, возле того места, где у людей (он знал уже) бывает сердце. Нравился терпкий навязчивый запах, исходящий от тела — он ни у кого в мире не встречал такого запаха. Ребенок подождал еще немного. Воин и не думал просыпаться. Что можно было еще сделать для него? Инь Чжэн снова потянулся, было, за арбалетом, но в ту же секунду отдернул руку. Нужно было сначала разжать руки Воина — руки, которые, казалось, не смогла бы разжать никакая сила в мире. Мальчик уперся головой в грудь Воина и сильно дернул его за кисть. Раздался слабый костяной звук. Воин неслышно лег на спину. Огромные мухи щекотали шею мальчика, но он не обращал на них внимания. Слезы брызнули из его глаз. Мальчик поднялся, сделал несколько неровных шажков назад и вновь оглядел Воина. Здесь явно было что-то не так. Но что? Спящий человек лежал теперь на спине и дышал, вероятно — но дышал так тихо, что ребенок не слышал его дыхания. Ничто не нарушало гармонии, не раздражало взгляд.
Тогда Инь Чжэн поднял громоздкий арбалет и положил его Воину на грудь. Посмотрел строго и назидательно: «Будешь помнить меня!» Круто повернулся и пошел прочь. Кажется, в тот день долго искали его.
Сейчас Император вспомнил об этом и тихонько засмеялся, как в детстве. Надо же быть таким дураком — не отличить мертвого от живого — думал он какие-то незначительные десять лет тому назад, вспоминая про этот случай. Зрелость открыла ему глаза. Воин из его детства вовсе не был мертв. У него, как и у всех людей, имелось две бессмертные души — одна из них непременно оценила старания царственного ребенка. Жаль только, что на Земле не осталось тела Воина — он, Шихуанди, приложил бы все усилия к тому, чтобы не дать этому великолепному телу исчезнуть с лица земли…
Самое главное — они были все разные, эти глиняные солдаты. Никто не знал наверняка, сколько их оставалось под землей: Вибе предполагал — что-то около тысячи, Петер в этом вопросе полностью доверял Вибе, как и все остальные, кроме разве что русского химика. Этот самый химик — чудила и выскочка, по имени Кир, заявлял, что терракотовых воинов под землей может быть и несколько тысяч — целая армия. Кира никто не слушал — над его заявлениями посмеивались. Но маленькая, с каждой неделей растущая армия и в самом деле казалась чем-то сверхъестественным: генералы, младшие офицеры, лучники, арбалетчики, колесничии — каждый из них имел собственные черты лица, собственное телосложение, даже собственный овал ушных раковин. Ко времени приезда на место работы профессора Вибе и его людей их было уже около трех сотен — но сыскать даже двух одинаковых не представлялось возможным. Вокруг необычной находки уже терлось полным-полно разного народу — археологов, исследователей, журналистов. По ночам, вокруг палаточного городка, горели костры. Никто не мешал друг другу: все занимались своим делом.
Уже на месте к их группе присоединилось еще два человека: какой-то доктор минерологии, «большой знаток глиняных пород» — так его отрекомендовал Вибе — и супруга самого Вибе — балерина, которую непонятно зачем принесло на раскопки. Звали эту рыжую, зеленоглазую фурию Симона. Профессор Вибе, видимо, не зная, чем развлечь свою богемную супругу в этих невеселых, пустынных, выжженных солнцем местах, вместо того, чтобы через несколько дней отослать ее обратно в город, решил сделать группе Хайнена непрошеный подарок — вызвал Петера и спросил, не против ли тот будет, если Симона — «она так интересуется всем старинным!» — на время станет членом его группы?
Хайнен согласно кивнул в ответ — «ну, конечно, разумеется», но настроение у него заметно испортилось: чужие жены обычно стесняли его, семейные радости — раздражали. На кой черт ему сдалась эта балерина среди его умных, проверенных людей, занятых тонкой, почти ювелирной работой? Но отказывать Вибе не хотелось — и легконогая Симона, стриженая под мальчика, теперь неотлучно присутствовала при работе. Она никому не надоедала и не задавала глупых вопросов. Один раз, правда, спросила Петера, не могли ли обнаруженные воины иметь в прошлом реальных прототипов — и Петер терпеливо объяснил ей, что в эпоху династии Цинь знатные люди готовились к погребению задолго до смерти, и что глиняные фигуры, скорее всего, имеют отношение к погребальному культу, а слеплены они талантливыми людьми — оттого все такие разные. Симона кивнула — и больше не беспокоила его. Вскоре она подружилась с Томасом и этим русским бездельником: должно быть, оттого, что остальные были заняты и не могли уделять ей того внимания, к которому, вероятно, привыкла в своем театре эта взбалмошная дамочка.
Ему нравился этот человек. Нравились его мощные руки и ноги, нравилось странное багровое пятно на одежде, возле того места, где у людей (он знал уже) бывает сердце. Нравился терпкий навязчивый запах, исходящий от тела — он ни у кого в мире не встречал такого запаха. Ребенок подождал еще немного. Воин и не думал просыпаться. Что можно было еще сделать для него? Инь Чжэн снова потянулся, было, за арбалетом, но в ту же секунду отдернул руку. Нужно было сначала разжать руки Воина — руки, которые, казалось, не смогла бы разжать никакая сила в мире. Мальчик уперся головой в грудь Воина и сильно дернул его за кисть. Раздался слабый костяной звук. Воин неслышно лег на спину. Огромные мухи щекотали шею мальчика, но он не обращал на них внимания. Слезы брызнули из его глаз. Мальчик поднялся, сделал несколько неровных шажков назад и вновь оглядел Воина. Здесь явно было что-то не так. Но что? Спящий человек лежал теперь на спине и дышал, вероятно — но дышал так тихо, что ребенок не слышал его дыхания. Ничто не нарушало гармонии, не раздражало взгляд.
Тогда Инь Чжэн поднял громоздкий арбалет и положил его Воину на грудь. Посмотрел строго и назидательно: «Будешь помнить меня!» Круто повернулся и пошел прочь. Кажется, в тот день долго искали его.
Сейчас Император вспомнил об этом и тихонько засмеялся, как в детстве. Надо же быть таким дураком — не отличить мертвого от живого — думал он какие-то незначительные десять лет тому назад, вспоминая про этот случай. Зрелость открыла ему глаза. Воин из его детства вовсе не был мертв. У него, как и у всех людей, имелось две бессмертные души — одна из них непременно оценила старания царственного ребенка. Жаль только, что на Земле не осталось тела Воина — он, Шихуанди, приложил бы все усилия к тому, чтобы не дать этому великолепному телу исчезнуть с лица земли…
Самое главное — они были все разные, эти глиняные солдаты. Никто не знал наверняка, сколько их оставалось под землей: Вибе предполагал — что-то около тысячи, Петер в этом вопросе полностью доверял Вибе, как и все остальные, кроме разве что русского химика. Этот самый химик — чудила и выскочка, по имени Кир, заявлял, что терракотовых воинов под землей может быть и несколько тысяч — целая армия. Кира никто не слушал — над его заявлениями посмеивались. Но маленькая, с каждой неделей растущая армия и в самом деле казалась чем-то сверхъестественным: генералы, младшие офицеры, лучники, арбалетчики, колесничии — каждый из них имел собственные черты лица, собственное телосложение, даже собственный овал ушных раковин. Ко времени приезда на место работы профессора Вибе и его людей их было уже около трех сотен — но сыскать даже двух одинаковых не представлялось возможным. Вокруг необычной находки уже терлось полным-полно разного народу — археологов, исследователей, журналистов. По ночам, вокруг палаточного городка, горели костры. Никто не мешал друг другу: все занимались своим делом.
Уже на месте к их группе присоединилось еще два человека: какой-то доктор минерологии, «большой знаток глиняных пород» — так его отрекомендовал Вибе — и супруга самого Вибе — балерина, которую непонятно зачем принесло на раскопки. Звали эту рыжую, зеленоглазую фурию Симона. Профессор Вибе, видимо, не зная, чем развлечь свою богемную супругу в этих невеселых, пустынных, выжженных солнцем местах, вместо того, чтобы через несколько дней отослать ее обратно в город, решил сделать группе Хайнена непрошеный подарок — вызвал Петера и спросил, не против ли тот будет, если Симона — «она так интересуется всем старинным!» — на время станет членом его группы?
Хайнен согласно кивнул в ответ — «ну, конечно, разумеется», но настроение у него заметно испортилось: чужие жены обычно стесняли его, семейные радости — раздражали. На кой черт ему сдалась эта балерина среди его умных, проверенных людей, занятых тонкой, почти ювелирной работой? Но отказывать Вибе не хотелось — и легконогая Симона, стриженая под мальчика, теперь неотлучно присутствовала при работе. Она никому не надоедала и не задавала глупых вопросов. Один раз, правда, спросила Петера, не могли ли обнаруженные воины иметь в прошлом реальных прототипов — и Петер терпеливо объяснил ей, что в эпоху династии Цинь знатные люди готовились к погребению задолго до смерти, и что глиняные фигуры, скорее всего, имеют отношение к погребальному культу, а слеплены они талантливыми людьми — оттого все такие разные. Симона кивнула — и больше не беспокоила его. Вскоре она подружилась с Томасом и этим русским бездельником: должно быть, оттого, что остальные были заняты и не могли уделять ей того внимания, к которому, вероятно, привыкла в своем театре эта взбалмошная дамочка.
Страница
12 из 113
12 из 113
