Добавить в моё избранное
410 мин, 18 сек 19081
Чжан потряс головой, чтоб прогнать идиотские мысли, еще раз посмотрел на задремавшую бабушку и, стараясь ступать неслышно, направился к двери. Прикрыл дверь, уселся, подоткнув под себя одеяло, и задумался. Вообще-то, можно попробовать сделать то, о чем просил во сне сопленыш в белой рубашке: могилы, особенно та, что справа — именно она теперь стояла перед его мысленным взором — явно неглубокие: детей обычно не закапывают глубоко. После сильного ливня они приобретают странный сладковатый запах — Чжан, когда подрос, понял: это пахнут не сами могилы, а цветы «петушиного корня», когда на них попадет дождевая вода. Терять-то ведь все равно нечего: после смерти бабушки мальчика сдадут в приют, дом разрушат, землю продадут кому-нибудь из местных толстосумов, а он уж, будьте уверены, не станет церемониться с мышиными косточками чужих младенцев и выкинет их на свалку. Подумав так, Чжан быстро поднялся на ноги и бросился по лестнице вниз: там, в нелепо длинной и узкой комнате, служившей одновременно столовой и гостиной, на туалетном столике с незапамятных времен пылилось зеркало. Когда-то, еще будучи коротышкой лет пяти, Чжан стащил его оттуда и принялся пускать «солнечных обезьян» — бабушка увидела, отобрала зеркало и швырнула его обратно на столик, где оно и пролежало, ненужное никому, до сегодняшнего дня. Запыхавшись, мальчик шарил в темноте по туалетному столику: да, так и есть, вот оно — зеркало. Чжан наощупь вытер с него толстый слой пыли. Теперь следовало отыскать лопату: могилу пятидесятилетней давности, пусть даже и неглубокую, голыми руками не раскопаешь — это он хорошо понимал. Но где ее взять — лопату? Пожалуй, что негде: сад ведь запущенный донельзя — землю никто не обрабатывал, наверное, уже тысячу лет — откуда возьмется садовый инвентарь? Ну хорошо: раз нет лопаты — надо найти хотя бы что-нибудь пригодное для такого дела. Чжан беспомощно обшаривал глазами темную комнату — нет, ничего подходящего не видно — хоть тресни. Шлепая босыми ногами по грязному полу, мальчик вышел из комнаты в крошечную прихожую — здесь было еще темнее, поскольку не имелось ни одного окна.
Раньше, до болезни бабушки, он не любил спускаться сюда после наступления темноты: все время что-то мерещилось — скрипы, шорохи, непонятные, чужие шаги. Но сейчас об этом даже не думалось — нужно было совершить задуманное — и точка. Неровный земляной пол сильно пронизывал холодом босые ступни, однако идти в свою комнату за башмаками Чжан не решился: боялся, что, оказавшись в привычной обстановке, побоится снова спуститься в прихожую, а затем — во двор. Он даже самому себе боялся признаться, что ему страшно, и, когда вдруг начинало неприятно быстро колотиться сердце при мысли о предстоящем раскопкапывании могилы, применял старый испытанный способ — громким шепотом «считал шелкопрядов»: раз шелкопряд, два шелкопряд, три шелкопряд, четыре… Страх не минуту исчезал, но почти тут же возникал опять… С одной стороны, вроде бы не было ничего ужасного — ну могила и могила: старые родственные захоронения при доме, в конце концов, имелись почти у всех мальчиков, которых он знал. У Цзя в дальнем углу сада — три или четыре могилы, у дубины Ма Синьи недавно свиньи раскопали могилу какого-то там прадедушки, а у маленького Линя — так вообще на придомовом участке целое кладбище — непонятно даже, где они умудряются выращивать табак и овощи. Говорят, до сих пор кое-кто в городе, пренебрегая запретом властей, остается верным старым обычаям и хоронит своих покойников рядом с домом — но это скорее не из-за верности традициям, а оттого, что земля на кладбище дорогая, ну и, может быть, еще почему-то. В старину, бабушка рассказывала, мертвых вообще иногда по пятьдесят лет держали в доме непохороненными — и ничего… Теперь-то многое изменилось — теперь мертвые не мешают жить живым, но крошечные «алтари предков» все равно имеются чуть ли не у каждой второй семьи: в дни рождения умерших, по окончании би-му, на них сжигают ненастоящие деньги и бумажную одежду. В бабушкином доме дни рождения мертвецов не отмечались — она и свой-то день рождения вряд ли помнила — зато на би-му у соседей царило сущее раздолье: во-первых, пирожки со свининой, во-вторых, жареный гусь, в-третьих, повод заявиться домой поздно ночью: ну какая благочестивая старуха накажет внука, вернувшегося с би-му?
Подумав о бабушке, Чжан вздохнул и почти забыл свой страх. Но ведь, кроме страха, было еще достаточно опасений: ну хотя бы сам этот обычай, с зеркалом — что Чжан о нем знает? И как надо положить в могилу это дурацкое зеркало: ведь если просто прикопать на холмике — это одно, а вложить в руку мертвецу — совсем другое. Если второе — то нужно ведь вытащить гроб, открыть его… — ну нет, Чжан на это не способен: если он увидит мертвеца, то сам умрет от ужаса. Да ведь можно и не открывать гроб — просто вырыть на могиле ямку, положить зеркало, присыпать землей — и точка. В конце концов, просьбу мертвого мальчика он выполнит, а про то, что надо открыть гроб, тот ничего не говорил.
Раньше, до болезни бабушки, он не любил спускаться сюда после наступления темноты: все время что-то мерещилось — скрипы, шорохи, непонятные, чужие шаги. Но сейчас об этом даже не думалось — нужно было совершить задуманное — и точка. Неровный земляной пол сильно пронизывал холодом босые ступни, однако идти в свою комнату за башмаками Чжан не решился: боялся, что, оказавшись в привычной обстановке, побоится снова спуститься в прихожую, а затем — во двор. Он даже самому себе боялся признаться, что ему страшно, и, когда вдруг начинало неприятно быстро колотиться сердце при мысли о предстоящем раскопкапывании могилы, применял старый испытанный способ — громким шепотом «считал шелкопрядов»: раз шелкопряд, два шелкопряд, три шелкопряд, четыре… Страх не минуту исчезал, но почти тут же возникал опять… С одной стороны, вроде бы не было ничего ужасного — ну могила и могила: старые родственные захоронения при доме, в конце концов, имелись почти у всех мальчиков, которых он знал. У Цзя в дальнем углу сада — три или четыре могилы, у дубины Ма Синьи недавно свиньи раскопали могилу какого-то там прадедушки, а у маленького Линя — так вообще на придомовом участке целое кладбище — непонятно даже, где они умудряются выращивать табак и овощи. Говорят, до сих пор кое-кто в городе, пренебрегая запретом властей, остается верным старым обычаям и хоронит своих покойников рядом с домом — но это скорее не из-за верности традициям, а оттого, что земля на кладбище дорогая, ну и, может быть, еще почему-то. В старину, бабушка рассказывала, мертвых вообще иногда по пятьдесят лет держали в доме непохороненными — и ничего… Теперь-то многое изменилось — теперь мертвые не мешают жить живым, но крошечные «алтари предков» все равно имеются чуть ли не у каждой второй семьи: в дни рождения умерших, по окончании би-му, на них сжигают ненастоящие деньги и бумажную одежду. В бабушкином доме дни рождения мертвецов не отмечались — она и свой-то день рождения вряд ли помнила — зато на би-му у соседей царило сущее раздолье: во-первых, пирожки со свининой, во-вторых, жареный гусь, в-третьих, повод заявиться домой поздно ночью: ну какая благочестивая старуха накажет внука, вернувшегося с би-му?
Подумав о бабушке, Чжан вздохнул и почти забыл свой страх. Но ведь, кроме страха, было еще достаточно опасений: ну хотя бы сам этот обычай, с зеркалом — что Чжан о нем знает? И как надо положить в могилу это дурацкое зеркало: ведь если просто прикопать на холмике — это одно, а вложить в руку мертвецу — совсем другое. Если второе — то нужно ведь вытащить гроб, открыть его… — ну нет, Чжан на это не способен: если он увидит мертвеца, то сам умрет от ужаса. Да ведь можно и не открывать гроб — просто вырыть на могиле ямку, положить зеркало, присыпать землей — и точка. В конце концов, просьбу мертвого мальчика он выполнит, а про то, что надо открыть гроб, тот ничего не говорил.
Страница
4 из 113
4 из 113
