Похороны зеркала

Он, не раздумывая, сунул исколотую травой руку сперва в красиво изгибающийся пар, затем — в источник этого пара — воду, и пошатнулся от новой, невиданной прежде боли. По всей вероятности, то, что малыш, покачнувшись, упал на спинку, а не в корыто с водой, спасло ему жизнь. Он не закричал, испугавшись, видимо, что криком сделает себе еще больнее.

Мать хватилась его не слишком скоро — она удобряла орхидеи в дальнем конце сада и слушала рассказ престарелого родственника хозяина о том, как тот ходил в поход с покойным императором и сколько шелков и золота было добыто тогда. Когда она, наконец, решила проведать сына, то увидела, что корзина пуста, а мальчик исчез. Все, кто был в саду, услышали ее слабый вскрик: бедная женщина решила, что ребенка утащил шакал, которых в ту осень развелось бесчисленное множество. Как бы то ни было, мальчика принялись искать и нашли почти бездыханным от боли: он не плакал и молча смотрел в небо. Он не заплакал и в тот страшный миг, когда ему обрабатывали обожженную руку настойкой травы гесса — обжигающей не хуже кипятка. Не плакал Ван Вэй и сделавшись старше, когда его били более крепкие сверстники, обозленные нищетой и отсутствием развлечений; один раз соседский парень — длиннорукий, уродливый, с выбитыми передними зубами — рассек ему лоб ударом металлического кнута — Ван Вэй тогда лег окровавленным лицом на землю и лежал так до тех пор, пока боль не отпустила его.

С десяти лет он, как и все деревенские мальчишки, уже вовсю поливал потом не слишком плодородную землю окрестных полей — почти все они принадлежали господину Ли Джуну, и лишь самая малая и худая часть кормила деревенских жителей. Так прошло несколько томительных лет, вылепивших из нескладного, покрытого царапинами и цыплячьим пухом мальчишки смуглого высокого подростка, с утра до ночи торчащего на чайных полях. С некоторых пор Ван Вэй стал замечать чужие взгляды, прикованные к его телу, — и удивлялся этому. Чего они все смотрят? Впрочем, задумываться было некогда — сборщик чая, обязанный собрать за день не меньше тринадцати корзин листьев, не мог позволить себе эту роскошь — думать над всякими пустяками. Ладони Ван Вэя были вечно в кровь исхлестаны прутьями. Отросшие темные волосы в красивом беспорядке лежали на загорелых плечах. Один глаз был, как и положено, темно-карий, другой — заметно косил и отливал зеленью, что, в сочетании с маленьким, почти девчоночьим, ртом делало подросшего мальчишку объектом пристального внимания не только женщин, но и мужчин. Как-то раз, в полдень, в самую жару, когда взрослые сборщики чая ушли к реке — смыть с себя рабочую пыль — к Ван Вэю подкрался «главный в поле» — Ахун Хуан — волосатый, желтозубый, по прозвищу «Гуань-лун» — дракон. Все окрестные мальчишки втихомолку потешались над неровными, выступающими вперед зубами «главного» — думается, из-за них он и получил свое драконье прозвище. Он знал об этом, обижался, как маленький, и гордо называл себя «Восьмой ранг» — этот самый ранг недавно пожаловала Гуань-луну местная земельная коллегия. Желтозубый Ахун Хуан легко, точно чайный лист, приподнял паренька — оказывается, он был сильный! Опешивший поначалу Ван Вэй скоро пришел в себя и попытался разжать драконьи лапы на своих бедрах. Гуань-лун, дыша, как забегавшийся пес, что-то неразборчиво бормотал и пытался затащить Ван Вэя поглубже в заросли, но крепкий мальчик отбивался изо всех сил и хватался за ветки.

— Пустите меня… Куда вы меня тащите? Вы что, ненормальный, да?

— Эй ты, обезьяна! — чей-то негромкий, властный голос заставил Гуань-луна ослабить свою внезапную хватку. — Ну-ка отпусти мальчика!

— Ли Джун, — пробормотал задыхающийся Гуань, — вот черти принесли… — Ван Вэю почудился испуг в его голосе.

— Отпусти, я тебе сказал! — Ван Вэй, голый по пояс, испуганный и разозленный непонятной выходкой Гуань-луна, выскочил на тропинку в двух шагах от господина Ли Джуна. Тот оскалил в улыбке большие, немного волчьи зубы.

— Что, парень? С таких лет уже таскаешься по кустам с чужими дядьками? Ай-ай -ай, нехорошо! — последние слова Ли Джун проговорил женским назидательным тоном, и Ван Вэй понял, что он паясничает.

— Да не таскался я — мальчик брезгливо передернул плечами, точно пытаясь таким образом избавиться от следов чуждых прикосновений. — Я чай собирал, а этот… подкрался и схватил… чего я ему сделал-то?

Ли Джун засмеялся.

— Чего сделал, говоришь? Да ты еще дурачок, я вижу… Я в твои годы уже знал о жизни больше… — он взял Ван Вэя за подбородок и пристально посмотрел ему в глаза.

Ван Вэй попытался высвободиться: что они все пристали к нему?

— Я тоже знаю о жизни много… А сейчас я должен собирать конгу: у меня всего восемь корзин…

Ли Джун, не выпуская подбородка мальчика, шевелил бровями — должно быть, раздумывал. Наконец, сказал:

— Вот что, красавец! Это хорошо, что я тебя встретил… Конгу собирать тебе больше не придется.