Похороны зеркала

Несмотря на то, что «Маленький Лун» внешне спокойно отнесся к сообщению о готовящемся покушении на Императора, все это глубоко взволновало его. «Лунчик» давно испытывал к Императору чувство сладкой мальчишеской влюбленности, хотя, разумеется, и не думал себе в этом признаваться.

Да и признаться, собственно, было сложно: в отличие от однообразной любви к женщине — тут смешивалось все — и патриотизм, и восхищение красотой и несомненным, обаятельным цинизмом своего Повелителя, и ребяческое желание непременно стать похожим на него. «Лунчик» несколько раз видел Шихуанди вблизи, хотя ни разу не говорил с ним — просто не приходилось. В этом отношении он завидовал брату — тот не только разговаривал с Императором, но даже был пожалован прикосновением божественных пальцев к затылку (Это случилось в Намвьете — тогда брат заметил и ловко сбил стрелой начальника вражеской разведки). «Лунчику» было обидно до слез: он, между прочим, тоже участвовал в той вылазке и сражался ничуть не хуже брата — скромность все-таки мешала ему думать «лучше». Просто брат был с детства везунчиком, а он — нет: еще живя под родительской крышей, «Лунчик» бывал поротым чаще и сильнее — по крайней мере, ему так казалось. Если они оба замечали на дороге потерянную кем-то монету — она всегда доставалась брату. Если «Лунчик» вдруг пылко влюблялся в соседскую девчонку — вскоре выяснялось, что она давно уже сохнет по его счастливому братцу. Ничего, теперь конец унижению — «Лунчик» докажет всем и себе, чего он стоит. Он решил, что не будет спать ночей, но непременно выследит убийц, и спасет Шихуанди, непременно. Он представлял, как на Повелителя бросится коварный Кантонец с отравленным кинжалом, как он, «Маленький Лун», невидимо отделится от стены и преградит убийце путь. Они будут биться долго, отчаянно, и, в конце концов, Лун одолеет противника. Тогда спасенный Император подойдет к воину и скажет:

— Ты — самый верный солдат мой, Лунчик, вот тебе от меня стрела с серебряным наконечником на память. Дай поцелую тебя!

— Ну что Вы… не надо, так на моем месте поступил бы каждый… — скромно прошепчет «Лунчик».

Но Император поднимет его с колен и поцелует, а потом они сделаются близкими друзьями, и будут все делать вместе — и сражаться, и упражняться в стрельбе, и, может быть, даже рассказывать друг другу о своих любовных подвигах.

«Лунчик» счастливо вздохнул и закрыл глаза. Он не отозвался и притворился спящим, когда брат окликнул его.

В тот вечер в «походном доме» больше не было сказано ни слова о судьбе армии — дыхание смерти всегда разъединяет людей…

Ван Вэй не проговорился ни единым словом — а, между тем, он, несомненно, знал о готовящемся событии больше всех.

За четыре дня до этого разговора его посылали с донесением в соседнюю часть, находящуюся за несколько кварталов, заросших волчеягодником и диким абрикосом. Обратно пришлось возвращаться поздно вечером, почти ночью. Усталый Ван Вэй, чтоб сократить путь, решил идти напрямик, через кладбище Сеятелей — какой смысл тащиться два часа в обход, когда есть прямой путь? Он быстро перемахнул через низкий каменный забор и мягко спрыгнул на жирную, влажную землю. Как раз в это время над кладбищем взошла полная луна, похожая на камешек от арбалета. Ван Вэй сорвал веточку полыни, вышел на дорогу и, тихонько насвистывая, пошел в нужном направлении. Иногда он из любопытства останавливался перед старым памятником, изо всех сил щурил глаза, пытаясь разобрать наполовину стершиеся буквы — можно было особенно не торопиться, все равно ведь придешь обратно раньше, чем, если б вздумал идти обычной дорогой. Внезапно до слуха молодого лучника донесся явственный скрежет — точно кто-то часто, равномерно задевал металлом камень. Ван Вэй, повинуясь воинской привычке, замер и весь обратился вслух.

Но кладбище лежало неподвижное, мертвое, жидкий, пахнущий дымом туман стелился над дальними могилами. Нет, все было тихо. «Должно быть, померещилось от усталости, — подумалось ему, — кто притащится сюда ночью?» В это мгновенье снова донесся скрежет. Ван Вэй опять замер, на этот раз — в минутном раздумье. С одной стороны, надо было торопиться в свою часть, да и какое ему, собственно, дело, кто там шляется в темноте между могилами. Он, между прочим, солдат, а не кладбищенский сторож. Но, с другой стороны, молодому солдату, почти мальчику, страшно, просто до боли под сердцем, захотелось взглянуть на источник этого таинственного звука. Он, конечно, давно уже не верил в разные деревенские сказки про разгуливающих по ночам мертвецов, и все-таки, все-таки… Мастера «дела молчания» ведь, говорят, оживляют мертвых… Такой случай, как сегодня, может быть, выпадает единственный раз в жизни — неужто он, Ван Вэй, должен благоразумно пройти мимо и не увидеть оживший труп, или, того лучше, привидение?