Похороны зеркала

— Ну, чего ты молчишь, Янмин?

Янмин улыбнулся Императору как равному. Смерть, кажется, на этот раз поворачивалась к нему спиной…

Но Смерть вертлява, как пятилетний ребенок — в этом Янмин убедился, едва сойдя с последней ступеньки одного из бесчисленных черных ходов дворца, пахнущих сыростью и мышами. Он не услышал — скорее, почувствовал за спиной чье-то судорожное дыхание, и не успел оглянуться, как шершавая, непроницаемая ткань скользнула на лицо, сдавила шею, забилась в рот. Невидимая, бесшумная сила больно стянула пленнику руки и ноги, швырнула к какой-то стене — оглушенный ударом, Янмин все-таки успел услышать, как за стеной фыркнула лошадь. Он прижался к холодному полу — со страстью, с наслаждением. Под полом что-то застучало — колеса? Во рту чувствовался противный сладкий привкус — очевидно, лицо разбито в кровь. Хорош же он будет в гробу, впрочем, какая разница? Может, и гроба-то никакого не будет: государственных преступников не хоронят в гробах. Или для него все-таки сделают исключение? Янмин поморщился с досадой: чушь, чушь! Не самое это страшное — лежать без гроба! А вот что сделает с ним после смерти нечистая сила, которой он невидимо служил все эти годы? Станет мучить, пытать, прикладывать к лицу раскаленные прутья? Хорошо бы, если так! Но Магия Смерти придерживается иного мнения, и оно, это мнение, неоспоримо: попавший в руки нечистой силы после смерти просто исчезает, превращается в ничто — безвозвратно гаснет сознание, в мозгу, который хранил в себе целую прекрасную, лучшую из лучших, непохожую на другие, человеческую жизнь, начинаются процессы разложения… Человек просто прекращает существовать — и любые самые страшные мучения, по сравнению с этим, — детская забава.

Судорога отчаяния ожила, заиграла от этой мысли около горла, точно блесна в чистой воде — его не будет! Он исчезнет — навсегда, безвозвратно! И нельзя, невозможно никакими силами, изменить это! Он, гадальщик на костях, знаменитый мастер «дела молчания» Янмин, владелец большого красивого дома в центре Кантона, больше не будет существовать, забудет свое детство, девочку в Башне, учителя Лян Аина, казнь отца… И все останется, как прежде, а, может, и не как прежде, но какая, собственно, разница? Внезапно тряска прекратилась, послышался треск распахиваемой двери. Сделалось светлее, легкий, едва заметный запах дымка осторожно коснулся ноздрей. Янмин в ужасе зажмурился: вот и все, сейчас, сейчас… Оглушенный своим страхом, он оставался безучастным, когда его кинули на траву, сорвали с головы мешок. Огляделся: под ним — теплая земля, люди в монашеских балахонах поодаль жгут траву — отсюда, вероятно, и запах дымка, какие-то приземистые домики, маленький, невзрачный даосский храм — в монастырь, что ли, привезли?

«Живой он там, не подох от страха?» — раздался где-то поблизости хриплый, нетерпеливый голос. Янмин узнал Шихуанди. Люди, окружавшие Янмина, торопливо расступились, образовав просвет. Он отчетливо видел теперь, как Шихуанди неспешной, гуляющей походкой приближается к нему, и ждал его приближения, как ждут смерти — обреченно, молча. Шихуанди подошел к лежащему и легонько ткнул его в бок носком ботинка, измазанного глиной.

— Вот что, Янмин… Буду говорить прямо: есть у меня подозрение, что ты мошенник. Сейчас я позову одного человека — ты его знаешь: даосский монах, бывший маг, правда, раскаявшийся… Но вывести жулика на чистую воду он поможет, не беспокойся, несмотря на всю свою святость. — Шихуанди закашлялся. — Ну так вот… Ты изложишь ему свою дурацкую идею — с бальзамированием, с ядами, с просьбами назначить тебя на должность хранителя, расскажешь, каким образом ты и твои задохлики собираетесь бальзамировать всю мою «Железную стаю» одновременно. И, если он признает, что ты мошенник и задумал все это для того, чтоб спасти свою шкуру, то… Одним словом, лучше признайся сам — тогда умрешь относительно не больно.

Янмин машинально ответил:

— Я не боюсь боли.

Шихуанди засмеялся. Следом заржали оба колесничих.

— А чего ты боишься, интересно знать? Хотя можешь не говорить — я и сам знаю. — Он подошел вплотную к Янмину, просунул узловатый палец под воротник, заглянул в лицо.

— Смерти ты боишься, голубчик, смер-ти… Как и все, служащие нечистой силе. Вот полезут у тебя хлопья из хребта…

— Откуда Вы знаете? — спокойно перебил Янмин — он отчего-то вдруг перестал бояться. Добавил дерзко: — Это Вы боитесь смерти, а я боюсь того, что за нею последует.

— Да уж знаю… — Шихуанди отпустил его воротник и брезгливо вытер руку о плащ. — А-а-а, вот и они… как славно! Сюда, старик, сюда… здравствуй!

Янмин обернулся и увидел позади себя трех человек в невзрачной монашеской одежде, подпоясанной камышовыми бечевками. Два молодых монаха с серыми, изможденными лицами — должно быть, болезнь суставов — поддерживали под руки полного старика с бельмастыми, синими веками, из-под которых было вовсе не видно глаз.